Аферистка

Он остановился. Я не знала, смогу ли ударить его. Он тоже не знал, поэтому повиновался мне. Его лицо побагровело от ярости. Альфонс не понимал, что происходит. С ним никогда не случалось ничего подобного.

— Ты сумасшедшая.

Да что ты говоришь, Альфонс! Это для меня не ново. Быть сумасшедшей совсем неплохо. Этим многое можно оправдать. Даже удар ножом. Неужели я смогу нанести рану человеку? Нет, я не выношу вида крови. Хорошо, что он этого не знает. Поезд сделал поворот, и Альфонс, зашатавшись, ухватился за крючок для одежды, чтобы не упасть. От страха его лицо покрылось капельками пота.

— Не делай глупостей, детка. У меня двое детей. Я не сделал тебе ничего плохого.

Я стояла, прислонившись к двери купе, в распахнутой на груди блузе. В случае необходимости я могла разорвать на себе одежду. В это мгновение я упивалась своей властью над Альфонсом. Он сделал попытку надеть брюки.

— Не шевелись! — приказала я ему.

Он повиновался.

— Мне ничего не нужно от тебя, безмозглая шлюха. Альфонс имел отдаленное сходство с Геральдом. Он был, так сказать, пролетарским вариантом мошенника, которого я когда-то любила. Когда я заметила это, наслаждение от спектакля возросло. Я всей душой ненавидела стоящего передо мной безобразного человека, который так скверно обходился с языком и женщинами. Правда, надутые, элегантно одетые друзья Геральда, которые умело скрывали свое внутреннее убожество, нравились мне еще меньше.

Альфонс неправильно истолковал мое молчание.

— Верни мне деньги, и давай все забудем, — сказал он.

Это было его ошибкой.

— Стоять! Или я сейчас выбегу в коридор и закричу, что ты хочешь меня изнасиловать. У меня громкий пронзительный голос. На него сбежится весь вагон. И люди увидят, что моя кофточка расстегнута, а ты дрожащими руками натягиваешь брюки. А что, если на них заест молнию? Как думаешь, Альфонс, кому поверит полиция? Я скажу, что ты предложил мне немного выпить, а потом набросился на меня. Это будет стоить тебе по меньшей мере работы.

Я вела нечестную игру, но она мне нравилась. Альфонсу, по-видимому, было трудно следить за ходом моей мысли, хотя я старалась говорить попроще и не употребляла условного наклонения. В одном я была совершенно уверена: образ женщины в представлении Альфонса претерпел кардинальные изменения. Он не знал, осуществлю ли я свои угрозы, но тем не менее попятился к окну. Ярость и страх мешали проводнику отчетливо мыслить.

— Крыса!..

Я положила нож в карман и взглянула на часы:

— До Базеля осталось десять минут, скоро я разрешу тебе надеть штаны. Не двигайся, я все равно опережу тебя и успею выскочить в коридор и закричать…

— Хорошо.

Он осторожно положил фотоаппарат на кровать. Я с удовольствием сделала бы снимок на память, но это было бы уже слишком. Выражение самоуверенности исчезло с его лица, однако это был тот же самый Альфонс, проводник поезда, прятавший в своем шкафу порнографические журналы и грубо обращавшийся с пассажирами второго класса, которые по ошибке пытались сесть в его вагон. Конечно, с моей стороны было бы глупо выдавать себя за Робин Гуда, хотя, думаю, Клара аплодировала бы мне, будь она свидетельницей этой сцены. У нее сложилось совершенно абсурдное представление о справедливости.

Поезд замедлил ход, мы приближались к Базелю, и я вежливо попросила Альфонса закрыть мой чемодан и поставить его возле двери. Я застегнула блузку и надела куртку. В поезд вошли таможенники, и я разрешила проводнику надеть брюки.

Я вышла в Базеле, безобразном городе, где пахнет химией. Заспанные пассажиры выглядели угрюмыми в утренних сумерках, и мое задорное посвистывание действовало им на нервы. Они считали меня чокнутой. На швейцарских вокзалах не свистят, особенно хмурым ранним утром. Я чувствовала себя усталой, но довольной. Очень хотелось выпить чашечку кофе. Я не собиралась задерживаться в Швейцарии и решила сесть на ближайший поезд, чтобы продолжить путь в Италию. Страна, в которой законом запрещается пользоваться душем после двадцати трех часов, казалась мне подходящим местом для княгини фон Изенберг.

Последние обращенные ко мне слова Альфонса никак нельзя назвать приветливыми.

— Я еще доберусь до тебя, шлюха! — процедил он сквозь зубы, когда я кивнула ему, проходя мимо по платформе.

Мужчины не умеют красиво проигрывать.

Глава 8

Почему я решила поехать в Венецию? Может быть, потому, что Геральд называл этот город старой шлюхой. Или потому, что в Венеции умер Вагнер. Я чувствовала себя усталой, и окружающий мир соответствовал состоянию моей души. На мчащейся моторной лодке трудно закурить сигарету, и мои попытки сделать это отвлекали меня от проплывавших мимо городских пейзажей. Говорят, что Венецию надо осматривать с воды и что вблизи улицы и здания не производят сильного впечатления.

Пепел от моей сигареты упал на волосы стоявшей рядом американки, и она бросила на меня возмущенный взгляд. Я мешала ей любоваться городскими пейзажами.

— You shouldn't smoke.