Аферистка

Я была полностью согласна с ней. Однако среди многих моих пороков, которым мне не следовало предаваться, курение, пожалуй, самый невинный. Рядом с некурящей американкой, пожилой состоятельной дамой, стояли ее дорогие кожаные чемоданы. Судя по выражению лица дамы, она еще в ранней молодости пресытилась ощущением счастья, и ей больше ничего в этой жизни не могло доставить удовольствие, кроме созерцания величественных руин и мускулистых фигур лодочников в распахнутых на груди белых рубашках. Эти парни, носившие золотые цепочки с крестиками на волосатой груди, вели себя любезно с туристами и говорили на примитивном английском, используя клише, взятые из американских фильмов о мафии.

Мой взгляд был прикован к жемчужному ожерелью американки. Меня, словно ворону, влечет все блестящее, сверкающее. Потрясающее ожерелье, состоящее из двух рядов больших мерцающих жемчужин. Шея американки была ухоженной, слегка покрытой золотистым загаром. Я представила себе, что когда-нибудь тоже буду выглядеть подобным образом. Только два вида старости казались мне сносными: старость в окружении роскоши и богатства и мудрая просветленная старость. Большинство людей просто стареет. Что же касается умных, образованных стариков, то мне казалось, что накопленные знания делают их печальными или циничными или же настраивают на мистический лад.

Маркус умен, но не обладает истинной мудростью. Мое исчезновение, должно быть, встревожило его. Я решила, что надо как-нибудь позвонить ему и придумать оправдание своему бегству из Франкфурта. Можно, например, сказать, что я бежала от кредиторов; это заставит старика раскошелиться и прислать мне денег. Жизнь — дорогая штука, Маркус, за нее мы расплачиваемся смертью.

Мимо проплыла черная гондола с гробом на борту, и наш лодочник перекрестился. Я читала, что венецианцы никогда не пользуются гондолами, так как это средство передвижения по карману только богатым туристам. Но оказывается, один раз местные жители все же пускаются по каналам на гондоле.

Моторная лодка доставила нас в отель «Киприани» — старое палаццо, единственная и очень дорогая гостиница в центре Венеции, имевшая бассейн и сад. Из ее окон открывался вид на собор Святого Марка. На причале нас ждали одетые в черное служащие, они помогли выйти из лодки и выгрузили наши чемоданы. Американка с приветливой улыбкой наделила всех чаевыми.

Над нами порхали голуби, на волнах канала покачивался красный мяч. Прежде чем отчалить от берега, наш лодочник послал мне воздушный поцелуй. В воздухе стоял аромат цветов и моря. К нему примешивался слабый запах гнили.

Стены холла гостиницы «Киприани» были обшиты древесиной. Дама в жемчужном ожерелье пришла в восторг от царящей здесь роскоши. Однако мне здешняя обстановка казалась китчем. Администратор с любезной улыбкой обслужил нас, и меня на мгновение охватил страх. Я подумала, что он может разглядеть за маской мое истинное лицо и понять, что имеет дело с обыкновенной мелкой мошенницей из Франкфурта, однако даже если бы администратор видел меня насквозь, пачка банкнот и та небрежность, с которой я обходилась с деньгами, должны были рассеять его сомнения.

Я внимательно наблюдала за дамой в жемчугах и старалась подражать ее самоуверенности. Американка не спрашивала о стоимости апартаментов, которые забронировала заранее. Вероятно, она знала их цену или, может быть, эта цена ей безразлична. Дама расплатилась пластиковой карточкой и, оставив после себя аромат «Шанели», зашагала к лифту. Она была обута в универсальную американскую обувь — кроссовки, к которым Вондрашек всегда питал глубокое отвращение. Низкорослый человечек, которого дама не удостоила даже взглядом, тащил за ней четыре тяжелых чемодана.

Клара непременно заметила бы, что апартаменты американки стоят в сутки в два раза больше, чем этот человек зарабатывает за месяц. Клара любила бессмысленные сравнения. Я уверена, что Венеция, как и эта гостиница со всей ее сомнительной элегантностью, не понравилась бы Кларе. По сравнению с вокзальной суетой и шумом в «Киприани» было тихо и спокойно. Я слышала, как шелестят деньги, которые я дала портье, чтобы обменять на итальянские лиры. Он сказал, что из моего номера открывается самый великолепный вид, и я не осмелилась спросить, сколько это будет стоить.

Какой-то мужчина сидел в вестибюле и читал «Гералд трибюн». Он не опустил газету и не взглянул на нас, когда мы проходили мимо. Я видела только его ноги. Он носил белые итальянские кожаные туфли без носков. Густав Ашенбах никогда не надел бы такие туфли.

«Смерть в Венеции» была любимым произведением учителя немецкой литературы в последней школе, где я училась. Учитель стремился к совершенству и тосковал по идеалу.