– Мне плевать на твои проблемы с седьмого этажа. Ты четко объясни, зачем сказал своей бывшей жене, что бросил ее ради меня? Ты же фактически оклеветал честную замужнюю женщину. И за это положено наказание.
– Почему оклеветал то? Я поступил честно и благородно. Я сказал Кате, что влюбился. Думаю о тебе днем и ночью. И только ты одна в моей душе и моем сердце. – сам удивляюсь своей складной речи. Такой складной, и сказанной так правдиво, что Серова на мгновение впадает в ступор. Лепечет то явно несуразное.
– Ты влюбился в меня? И сказал об этом жене? Я же не давала тебе ни малейшего повода. Я бы тоже бросила мужа после такого откровения.
– Да дело уже не в тебе. И не в твоей взаимности. Я просто влюбился и честно сказал об этом жене. А остальное меня не касается. – мадама глянула в мои спокойные глаза и кажется поняла, что ее дурят. И в следующее мгновение кинулась в бой с утроенной энергией. Голос ее тверд и суров.
– А меня касается. Да еще как. Моя личная жизнь на грани разрыва. А вместе с ней и бизнес полетит к чертям собачьим. А мне это надо?
– Ты хочешь сказать, что все рассказала мужу?
– А как ты думал. Ты рассказываешь, а я нет.
– Ну это твои проблемы. Мне глубоко плевать на любые последствия, как и на твои претензии. Не фиг было мужу трепаться. Кстати, а он официально то тебе муж или как? У тебя фамилия девичья.
– Это как раз не твое дело. Все тайное имеет способность открываться. Пускай мой мужчина все узнает от меня, а не от посторонних. Ты думай как будешь компенсировать мои моральные издержки. – я в ответ чуть не расхохотался. Вот оно в чем дело. Меня решили «подоить».
– Я не собираюсь ничего компенсировать. Мое личное право влюбляться в кого угодно и когда угодно. Сегодня ты, завтра пятидесятилетняя уборщица тетя Паша из кинотеатра «Нептун». – понимает одноклассница, что явно придуряю. И во всем этом есть какая-то интрига, то ли тайна. Не понятная пока что ее хитро – мудрому еврейскому уму. Это красавицу напрягает и озадачивает. Напрягает так, что она делает чисто русский выпад. Прямолинейный, как штык винтовки. Русская кровушка дает о себе знать.
– В общем так. Ты накрутил черт знает что, вот теперь и разбирайся с моим мужем. Ему все это очень сильно не нравится. Боюсь, что у тебя после общения с ним появятся проблемы со здоровьем. – да, жизнь здорово изменила отличницу – комсомолку. Прямо рекетерша крутая.
– Это ты мутишь и конкретно. Из ничего проблему вылепила. И сейчас бабла хочешь с меня срубить.
– Дорогой, это не я, а твоя женушка задела меня непонятными поздравлениями. А за свою жену, хоть и бывшую, ты в ответе. Так что решай. Или компенсация, или разборка с моим кузнецом.
– А другой вариант? Компенсация через горячую любовь в одной постели? – я думал, что у Серовой глаза из орбит выскочат.
– Какая постель? Ты совсем очумел. Я еще по школе помню, как ты меня чуть ли не брезгливо сторонился.
– Ты точно не в себе. Влюбленного человека распознать не можешь. Я тогда боялся тебя всю такую красивую, да еще главную в комсомоле.
– Ну хватит дуру гнать. Я иду мужа звать.
– Зря. А может ты хочешь вдовой остаться? Если так, то это другое дело. – снова Серова смотрит на меня озадаченно. Вроде как только сейчас оценила ширину моих плеч.
– Ты не боишься Леонида?
– А чего мне его бояться? Я мастер спорта по дзюдо. И специалист по восточным единоборствам. В частности по каратэ. А это очень серьезно. Так что выжить у твоего Леонида шансов немного. А так как наезд с вашей стороны, то у меня все это пройдет как самооборона. – бизнесменша задумалась. Теперь на первую позицию заступает иудейская осторожность. Еще раз внимательно глянула, остановив взгляд на моих плечах, которые я для пущей важности напряг и приподнял. И мне показалось, что она впервые глянула на меня, как на мужчину. Я ей улыбнулся нежно и влюблено. Произнес с вульгарной фамильярностью:
– Натусик, не будем впутывать мужа в наши дела. Сами разберемся. Поверь, ничего хорошего из этого не выйдет. Я вот поделился сокровенным с женой и один-одинёшенек теперь. Знаешь как я сейчас об этом жалею. А назад то ничего не вернешь. – от обращения Натусик, Серову будто ударили. Она вздрогнула. Ничего не сказала, но задумалась крепко. Через минуту выдавила:
– Что тебе покушать принести? Ты пока ужинаешь, я подумаю что к чему.