Афганистан - мои слезы

Мы разговаривали друг с другом, будто и не было никаких сомнений в том, что мы снова увидимся, хотя все прекрасно знали, что, может быть, видимся в последний раз.

Нам не хотелось затягивать прощание, и поэтому мы вскоре ушли. В тот день мы побывали в гостях у всех, у кого могли, оставив каждому на память наш драгоценный подарок. Вернувшись домой, мы вздохнули с облегчением.

Мы заверили всех наших афганских друзей, что прекрасно понимаем обстановку и сознаем, что общение с нами для них может быть очень опасно. С того дня мы не переступали порог афганского дома без специального на то приглашения. Когда же мы получали такое приглашение, нам было очень не по себе, поскольку мы понимали, что друзья рискуют ради нас жизнью.

Напряженные месяцы шли один за другим. В декабре 1978 года я окончил свой курс при Кабульском университете, а в январе 1979 года истекал срок наших виз. Когда до отъезда оставалась неделя, господин Мунсиф пригласил нас к себе в гости на прощальный ужин со своей семьей.

В назначенный день мы взяли такси, чтобы доехать до дома господина Мунсифа. Вся семья была в сборе и радушно нас принимала. Все были растроганы предстоящим расставанием.

Позже в тот вечер я рассказал господину Мунсифу о своих занятиях легкой атлетикой. Он слушал меня очень внимательно. Затем я сказал: «Господин Мунсиф, в знак нашей дружбы я хотел бы подарить Вам один из самых дорогих для меня призов». С этими словами я вынул из сумки свою награду.

Господин Мунсиф внимательно посмотрел на бегуна, прочитал надпись и затем отвел глаза в сторону, будто пытаясь заново пережить тот торжественный миг в моей жизни. «Спасибо, Давид», — тихо сказал он, держа в руках мой необычный подарок.

К концу той недели семья Аймала тоже пригласила нас к себе в гости. В последние месяцы мы очень сблизились с этой семьей и стали для них как сын и дочь. Кроме самых близких родственников госпожи Масуд, я был единственным мужчиной, которому когда-либо было позволено видеть ее с открытым лицом.

Когда мы пришли к ним в гости, нас провели в комнату, которая предназначалась только для членов семьи. Мы уселись на подушки на полу и погрузились в приятные воспоминания о днях, проведенных вместе. В ходе беседы они рассказали нам о некоторых сложностях, с которыми им пришлось столкнуться, и поэтому я попросил позволения за них помолиться, на что они благосклонно согласились.

За какую-то долю секунды перед тем, как начать молиться, я почувствовал, что Бог дает мне особенные указания: «Объясни им, что в этот раз ты будешь молиться на особом языке».

«Подожди, Господи, —подумал я, — неужели Ты хочешь, чтобы я молился на моем молитвенном языке перед людьми, которые, может быть, никогда ни о чем подобном в жизни не слыхивали?»

Я пытался отделаться от приводившей меня в замешательство мысли, но она не уходила.

Я взглянул на терпеливо ожидавшую моей молитвы семью, затем сказал Аймалу, что хотел бы кое-что пояснить его родным, прежде чем начну молиться. Говоря на пушту вперемешку с английским, я попытался ему все объяснить. Он очень старательно перевел все на пушту, сказав, что этот молитвенный язык — дар, о котором говорится в Святой Библии, что это особый язык, данный мне Богом, и что я его никогда не учил. Я наблюдал за их реакцией. Они только покивали головами и улыбнулись, как будто в том, что я им сейчас рассказал, не было ничего необычного. Аймал продолжал объяснять своей семье, что я буду молиться о том, о чем Бог хочет, чтобы я молился. Он добавил, что таким образом я могу молиться даже тогда, когда сам точно не знаю, как нужно молиться. Еще он рассказал, что этот язык помогает мне прославлять Бога...

Все время, пока Аймал говорил, я следил за реакцией его родных. Она была невероятной. Они даже не моргнули.

В конце концов я закрыл глаза и стал молиться по-английски, к чему они были уже привычны. Затем в течение нескольких минут я молился на языке, данном мне Богом.

Мусульмане молятся с открытыми глазами, поэтому, когда я закончил и открыл глаза, я увидел, что они все на меня смотрят и улыбаются. Господин Масуд тихо сказал: «Твоя молитва была такой красивой».

По дороге домой Джули, сжав мою руку, сказала: «Давид, мне до сих пор не верится, что они так хорошо приняли твою молитву на языках».

Я был согласен. Я и сам никак в это не мог поверить.