Поэтому старался поставить каждого из вновь прибывших поближе, на заставу подоступней, посмотреть, подучить, определить его возможности и потом уже окончательно решить, что он за человек и какой командир. Прибывшие офицеры мне понравились все. Сережа Лихач в первой же беседе заявил:
— Служить в батальоне не буду. Работы не боюсь, работать умею, но служить все равно буду в разведке. Для этого сюда и просился!
— Хорошо. В разведке — так в разведке. Но пока вы у нас?!
— У вас.
— Вот и давайте решать. До Нового года служите, смотрите, учитесь и думайте. Не измените позицию — будем решать. Сам из разведчиков — тяга туда понятна. Договорились?
Андрей Генералов. Симпатичный юноша, невысокого роста, с ямочками на щеках и нежным румянцем.
— Андрей, вы женаты?
— Нет.
— А девушка есть?
— Есть.
— Какого она роста?
— Чуть ниже меня. — Андрей смущенно улыбается, но взгляда не отводит.
— Ждать будет?
— Будет.
— Уверены?
— Уверен!
Взгляд голубых глаз спокойный и вдумчивый. Ответы неторопливы, взвешены и предельно откровенны, без ложного стеснения.
Виталий Павлов. Высокий, стройный, светлые волосы, точеные черты лица, голубые глаза. Слегка волнуется, от этого торопится с ответом, ошибается и еще больше тушуется. Но характер виден сразу: головы не склонит и глаз не отведет. Вероятно, несколько горяч, а может, это просто от волнения.
Олег Сегеда. Заместитель командира роты по политической части.
— Олег Васильевич, вы идете работать в сложный коллектив, где много проблем. Бывший командир роты снят: алкоголик. Нынешнего тоже будем снимать, сейчас подбираем нового.
— Трудности не пугают. Работу наладим. Рота худшей не будет.
— Олег Васильевич, сделать нужно будет так и так…
Но Сегеда уже ничего не воспринимает, он уже там, в гуще событий, он уже спланировал, как и что будет делать.
Лейтенант Игорь Золотарев. Высоченный, с несколько опущенными плечами, отчего руки с огромными кулачищами болтаются как плети. Обувь на нем размера сорок седьмого — не меньше. Лицо очень доброе, такое лицо бывает только у великанов. Спокоен. На вопросы отвечает несколько однозначно: да, нет. Вроде какое-то безразличие или даже обреченность. Пытаюсь расспрашивать обо всем. Что-то не то. А что именно — понять не могу.
Марат Набиулин. Интересное лицо с очень развитой мимикой — никак не поймать выражения. Отвечает весело и непринужденно, часто улыбается, показывает ровные белые зубы, но улыбка не очень приятная — возникает впечатление неискренности. Что-то остается за этой улыбкой. И тревога закрадывается в душу: ох и пе просто мне с тобой, Марат, будет…
Каждый из прибывших — личность. Год или чуть больше после выпуска из училища, а они уже на войне. Как приходит каждое утро на свое рабочее место рабочий, как идет по утрам в свой класс учитель, как идет на работу каждый гражданин нашей страны, так и эти мальчишки пришли на войну — на свою работу, чтобы своими знаниями, своим умением, а может, и своей жизнью закрыть таких же, по сути, мальчишек от беды. Разделить с ними маленькие радости и огромные трудности этой «несуществующей» на Родине войны.
По-разному складывались и сложились их командирские судьбы. Многие из них с честью прошли через эту войну и вернулись домой живыми и невредимыми. Кому-то чуть-чуть не хватило боевого везения, и пришлось пройти через госпитали. А кому-то не довелось выйти из этого пламени, и они отдали свои жизни, быть может не понимая до конца — за что, но честно выполнили свой долг. О нескольких наиболее сложных в своем командирском становлении судьбах, о ребятах не по годам ответственных, а иногда, наоборот, не по возрасту беззаботных я хочу рассказать. Хотя все они — мои лейтенанты — заслуживают того, чтобы о каждом из них была написана целая книга.
Володя Курков. Как он радовался, когда к нему на заставу приходила колонна! Я ему делаю замечания, ставлю задачи, а он записывает и улыбается. Спрашиваю: «Что с вами? Что смешного вы видите?» А он в ответ: «Я все слышу, все записываю и все сделаю. Я просто страшно рад, что вы ко мне приехали!»
Виталий Павлов. Его отличали глубокие знания и твердый характер. Я не переставал удивляться его потрясающей работоспособности: он трудился день и ночь, без выходных и праздников. И в обстановке, ежеминутно готовой взорваться и часто взрывающейся грохотом разрывов и свистом пуль, Павлов сохранял хладнокровное спокойствие. И когда в феврале 1989 года мы выводили его заставу в полном окружении превосходящих числом мятежников, у него ни разу не задрожал голос и ни разу он не сорвался на крик. Все его приказы выполнялись быстро, четко и очень точно. И от этого его спокойствия был спокоен в меру и я. Потому что знал: в случае необходимости сражаться до последнего будем все как один и последний умрет от разрыва своей собственной гранаты.
Лейтенант Черногубов. Ах как клялся он найти меня после службы в Афганистане, хоть в Москве в академии, хоть в отдаленном гарнизоне, и доказать, что он не такой, как я о нем думал. А какой? Да просто очень молодой и очень энергичный, не слишком заботившийся о своей собственной жизни.