Афганский дневник

Нет ничего хуже в горах, чем спускаться по крутому каменистому склону: скользят и разъезжаются ноги, дрожат одеревеневшие мускулы, мысленно уговариваешь их не дурить, подчиниться, изобретаешь всякие хитрости — где на пятках проедешь, где обопрешься о камень ладонью… Временами впереди кто-нибудь падает; поднимается торопливо, всем видом показывая, что это чистая случайность, мелочь житейская. Возле долины сошлись с цепочкой афганских воинов — они двигались по нижней, более удобной тропе. Снаряжение у афганцев такое же, походное, но есть элементы комфорта — к примеру, транзисторный приемник. Из добрых чувств нашли в эфире московский «Маяк», включили погромче. «Это не важно, не так это важно, важно, чтоб кто-то был рядом с тобой», — убеждала певица. Михнов притормозил, смущенно улыбнулся;

— Даже не верится, что где-то такое поют. Кажется, весь мир по горам карабкается.

Немилосердно жжет горное солнце, болтаются на ремнях давно опустевшие фляги, катятся вниз каменные осыпи, зависает мельчайшая невесомая пыль. Зато в долине награда: крохотная, в пару метров шириной, а все же настоящая речка. Солдаты сбросили вещмешки, легли на камни, потянулись губами к воде — к первой живой воде за все время пути. Михнов и Никитин, сохраняя достоинство ветеранов, неторопливо, аккуратно умылись, потом наполнили фляги и попили из них.

Сколь ни короток был этот внеочередной роскошный привал, но подъем из долины начался веселее. Перед сумерками рота вышла к подножию следующего крутого холма, надо было вскарабкаться наверх и там окопаться, готовиться к ночлегу. Метрах в ста от вершины, на площадке, справа замкнутой скалой, слева обрывом, зашатался, слепо пошел боком высокий худой солдат, одетый в ватную куртку. Никитин прыгнул вперед, схватил его за плечи:

— Гасан, держись, уже близко. Давай пушку, я донесу.

Солдат остановился, продолжая раскачиваться, отрицающе повел головой, перевесил автомат с плеча на шею, снова занял место в цепи. Никитин почти силой отнял у Гасана мешок, пошел вплотную за ним. На вершине солдаты и офицеры минут пять сидели молча, восстанавливали дыхание. Никитин отвязал от мешков и постелил на земле две куртки — свою и Михнова, достал какую-то таблетку, заставил Гасана лечь и выпить лекарство. Михнов тем временем выбрал место для окопа, уже засверкала в его руках отполированная тоннами каменистой афганской земли саперная лопатка. Не останавливаясь, через плечо спросил:

— Что с Амировым?

— Озноб, температура поднялась, — ответил Никитин.

— Юра, сходи к командиру. Гасана в лагерь отправлять надо.

Ребята, не надо. Я отлежусь и пойду; правда, — простонал Амиров.

— Не торопи жизнь, Гасан, тебе еще долго по этим горам ходить.

Никитин повторил то, что почти два года назад ему, тоже в ту пору молодому солдату, говорили опытные однополчане. Случилось так, что в час пересечения афганской границы среди разведчиков было лишь двое солдат нового призыва — Никитин и Леонид Сергеев (Михнов прибыл чуть позже, из учебного подразделения). Сегодня служит только Никитин, и ветераны роты по традиции оберегают молодых больше, чем самих себя.

…Наша гора оказалась не слишком удачной для посадки вертолета, он приземлился на соседнюю, расположенную метрах в пятистах. Командир роты не Приказал — попросил тех, у кого остались силы, идти туда за бачками с едой, отвести больного Амирова. Вызвались Михнов, Никитин, рядовой Виктор Теличко… Над пропастью грудью против ветра зависла, часто и бесполезно махая крыльями, какая-то черная птица, она так и не сумела пробиться вперед, косо бросилась вниз. А по узкому гребню навстречу тому ветру шли четверо советских солдат — пригнувшись, спотыкаясь, едва переставляя натруженные ноги…

Обедали (а заодно и ужинали) уже в темноте. Ночь была дымчато-лунной, на соседней вершине багрово мерцали разведенные афганскими солдатами костры, оттуда же частенько взлетали осветительные ракеты и грохотали предостерегающие автоматные очереди. На нашей вершине было тихо, темно; кому положено — вели наблюдение, остальные спали. Опять же, как и положено — не только в Афганистане, но и на внутренних учениях в Союзе, — разведчики оборудовали наблюдательные пункты, вырыли в земле углубления для отдыха. Перед сном набросал на земляные полы колючей сухой травы, постелили брезенты, укрылись плащ-накидками и плащ-палатками.

Подполковник Занятнов лег позже других, долго смотрел в небо, потом приподнялся на локте:

— Все-таки это спутник. Думал, что комета, но это спутник.

Скучавший наверху лейтенант Мундуть — дежурный офицер — охотно откликнулся:

— Второй раз за мою вахту летит и мигает. — И без перехода: — Давайте покурим, товарищ подполковник.

— Доставай, покурим, — согласился Занятнов.

— Допекли несчастья, Валентин Геннадиевич. Рюкзак порвал, светозащитные очки разбились, сигареты с фильтром потерял, без фильтра — в труху растер, когда по камням катался…

— Убедил, — рассмеялся Занятнов, протягивая лейтенанту пачку «Охотничьих». — Сиди, кури, а я еще разок по биваку пройдусь, что-то не спится.

Мне тоже не спалось, поднялся вслед за Занятновым.