Оказывается, помимо видимого прогресса, в экспедиции кипели невидимые страсти и бурлили подводные течения. О чем Соколов, в своей немного рубленой манере, довел до внимания почтеннейшей публики. Меня… Цитируя древних мудрецов, Ленка забыла добавить "поэты проверяются завистью". Можно ли считать ученых поэтами? В какой-то мере — наверняка… Творцы! Профессор Радек, при всех "карьерных" закидонах и робости перед начальством, в годину бедствий, однозначно показал себя настоящим ученым. Катастрофически потеряв в статусе (из одного из руководителей Проекта мгновенно превратившись в "нахлебника", а злые языки дошли до "виновника наших бед") — не пал духом. Аки легендарный Самсон, сражаясь с Львом (в миру Абрамовичем) он добился возможности продолжать исследования почти сошедшей на нет "аномалии". Хоть в одиночку! Для порядка (и на всякий пожарный), совсем без присмотра его не бросили. В нетопленном деревянном "мавзолее", где профессор теперь буквально дневал и ночевал, учредили вооруженный пост из "выздоравливающих". Мало ли… Жизнь полна чудес. Вдруг, "аномалия" откроется, да "не совсем туда"? Не хватало ещё, что бы профессора съела какая-нибудь потусторонняя "хока". А так — лепота… Закутанный в тулуп охранник читает книжечку, серый от недосыпа "естествоиспытатель" бдит над приборами, ловя исчезающие проблески активности "феномена", или занимается чем-то ещё, не менее научным. С паршивой овцы — хоть шерсти клок… И никто не скажет, что труд, потраченный на возведение громадной, никому не нужной совершенно пустой избы, высотой в 2 человеческих роста, потрачен зря… Исследования продолжаются! Мы, по-прежнему — на переднем крае науки… Менталитет! Лично я полагаю, что Радеку, кровь из носу, хотелось доказать общественности свою полезность… И он таки её доказал.
Сначала, в одиночестве, при тусклом свете ручного фонаря, с шагом в полметра, методично замеряя сопротивление грунта на укрытой "мавзолеем" площади, он составил "электрическую карту" площадки вокруг "аномалии". Затем — наложил на неё план "остаточной активности". Определил самую "посещаемую" точку, попутно установив практически точное её совпадение с зоной "наименьшего электрического потенциала" земляного пола. Вот хоть убейте, не объясню, что это такое значит… И, размахивая бумажками — явился к завхозу, чтобы потребовать "строго фондируемый материал"… Толстую медную трубу. Завхоз настолько ошалел от самого факта (а может быть наглости запроса), что трубу без звука выдал. Целых два с половиной метра. Окисленную, местами, пробитую и помятую, но всё же медную и трубу. Радек, с помощью ручного бура и единственного охранника, вогнал обретенное сокровище в заветное место, почти заподлицо с грунтом, наполнил внутренний канал трубы солью… щедро залил соль кипятком и… едва успел откатиться в сторону… "Аномалия", совсем крошечная, размером с детский кулачок, появилась точно над торцом получившегося заземления, а исчезла — с явной неохотой. И в дальнейшем — повадилась возникать исключительно там… С практической точки зрения — результат ничтожный. Однако, с научной, на мой взгляд — Радек продвинулся весьма далеко…
Рекламировать сомнительный "триумф" руководство экспедиции не спешило. Однако, поневоле, стало относиться к затеям Радека с гораздо большим пониманием. Причина понятна — "а вдруг?" Маленькая надежда — много лучше, чем полное её отсутствие. Тем более, что следующий шаг профессора оказался по иезуитски дальновидным… Локализовав "аномалию" в точно определенном месте, он предложил использовать свободное пространство "мавзолея" под буферную аккумуляторную батарею электрической сети поселка. А заодно — протянуть туда же высоковольтный кабель от только строящейся атмосферной электростанции. Благо, места для установки "преобразующей части" хватало, а сам "мавзолей" располагался в отдалении от всех жилых помещений… Это расширение полезной площади сразу же примирило Льва Абрамовича с существованием "помпезной избушки". А заодно — обеспечило естествоиспытателя "приходящей рабочей силой". Как выяснилось, все перечисленные "уступки" — являлось частями далеко идущего замысла…