Афинская ночь

— Аврал постепенно заканчивается. Жестких поведенческих ограничений — больше нет. У людей появилось толика досуга. А служебные инструкции "для робинзонов" — не писаны. Пока всё устаканится — неизбежно взаимное притирание. И? Как видите, полная свобода от власти государства — очень суровое испытание. Некоторые не выдерживают… И ведь это теперь — навсегда. Радек-то прав — "аномалия" больше не откроется. Налицо её постепенное затухание… Отсюда спешка с передачей.

— Тогда почему Смирнов…

— Именно поэтому. Свободный человек имеет ужасающее и одновременно чудесное право — сам ошибаться и сам отвечать за результаты своих ошибок. Отчего, кстати, он обычно довольно терпим к чужим ошибкам… У штатских оно получается легче, у профессиональных военных — с большим трудом… Их ведь специально подбирают по критерию "готовности выполнять любые приказы", а потом — специально дрессируют на то же самое… и бракуют "негодных". Что получилось — то получилось. На вид, пока всё хорошо, "продукт дрессировки" ещё выглядит, как "человек разумный", а внутри у него — голые "исполнительные функции". Если некому командовать — едет крыша. Нормальным людям не понять.

— Почему? — подала голос Ленка, — Дедушка много про такое рассказывал… Конфликт моральных установок, в процессе пересборки социальных приоритетов — штука тяжелая. Хуже — только драка между "блатными", "хозяйственниками" и "политическими" в пересыльном бараке "на зоне"…

— У нас тут не "зона", а скорее "шарага", — каудильо чуть оживился, — Хрен редьки не слаще… Намекаете на неспособность административных работников договориваться с научными? В Ленинграде, осенью 1941 года, остро столкнулись интересы партийных и академических "авторитетов"?

— Причем, выяснилось, что при споре с "естественниками", профессионально иммунными к любым формам социальной демагогии, "начальники-вертикалы" сходу впадают в агрессивное безумие. В обстановке блокадной катастрофы, не подлежащие мобилизации пожилые ленинградские ученые, просто по причине своего существования на свете, сделались для партийно-хозяйственной номенклатуры даже не конкурентами — "смертельными врагами". Жданов, по отзывам, в быту был милейшим человеком. Однако, он отличается от не менее симпатичного Смирнова только тем, что расправился с оппонентами заранее, так и не допустив "критиков" к каналам правительственной связи, — Соколов понимающе моргнул, — А у Смирнова — вышло наоборот. Радек успел "просигналить" свою версию событий первым… Я ответила?

Глава 34. Священное право врать

Переделанная "на генераторный газ" система отопления моего "лабораторного модуля" имеет два взаимодополняющих друг друга недостатка. Первый — всё это хозяйство расположено снаружи, по причине лютой ядовитости окиси углерода. Хочешь включить-выключить? Надевай шубу и марш на мороз. Второй — отсутствие дистанционной регулировки. Жарко или холодно? Опять же, марш на мороз. Изнутри никак. Несколько дней назад в "модуле" стоял приличный дубняк. Сегодня ощутимо потеплело. А набившиеся в помещение гости — ещё надышали. По внутренней поверхности оконных стекол ручейками потек бывший иней. Сугробы на полу захлюпали лужами. В теплом влажном воздухе отчетливо запахло рабочим общежитием или казармой. Кажется, пора раздеваться.

— Вешалка возле входа… — м-да, давно стоило намекнуть. Без верхней одежды сразу стало почти просторно.

— А теперь, молодые люди, прошу минуту внимания, — я снова завладела своим креслом, но Лев Абрамович уступил своё место Соколову, подтолкнул к окошку Ленку, а сам остался на ногах, — Знаете, в чем ваша беда?

— Мало слушаемся взрослых, — каудильо давно не мальчишка, но раз уж завхоз захотел поиграть в "старого одесского ребе", он благоразумно воздержался от оправданий.

— Норовите мерить людей по себе, — самозваный лектор не принял шутливого тона, — А они очень разные… Вот вы, Вячеслав, пошли работать в МЧС сознательно или оказались там случайно?

— Нас, в девяностом году, не спрашивали… Как ушел служить в армию из "аварийной службы", так туда же и вернулся. А что мы стали "военизированной организацией" — узнал во время путча, когда объявили казарменное положение. Сначала-то почти ничего не поменялось. Это сейчас, в руководстве МЧС, случайно уцелевшие со старых времен штатские — "белые вороны". На моё место, когда сюда переводили, как говорили, аж целого полковника назначили. Смех… Я, по службе, выше сержанта — сроду не поднимался.

— Вот! — во взгляде завхоза сверкнул библейский огонь, — Для вас — нет никакой разницы. Что полковник на место сержанта… что сержант на место полковника… Главное — честно делать дело. Я правильно выразился?

— Примерно… А какая проблема?

— Проблема в том, что, с точки зрения полковника Смирнова — разница таки есть… Причем, очень большая…

— В смысле — полковник на побегушках у сержанта? — каудильо хмыкнул, — Да ерунда! Он же умный мужик… — с трудом подавила язвительное хмыканье. Пусть каудильо — реальный пофигист. Но Смирнову — от этого не легче.