Афинская школа

Не знаю, удастся ли мне с моими паспортными данными поступить в институт. Как-то во время нашего телефонного общения я спросила Олега Николаевича, почему евреев плохо берут в институты (а в некоторые совсем не берут). Олег Николаевич ответил, что по-видимому, люди «наверху» исходят из неверной посылки, а именно: «Евреи очень талантливы, поэтому, если из их числа принимать всех желающих, то нарушится пропорция по отношению к другим национальностям – узбекам, татарам и прочим, то есть не будет соблюдено социальное равенство», неужели это серьезно? Таким образом можно оправдать и процентную норму, и черту оседлости в дореволюционной России; все ущемление прав можно объяснить «талантливостью» или «изворотливостью».

Интересно, понравился бы Олег Николаевич отцу? Скорее всего, да. Отец любит интеллигентных людей, о своей новой начальнице он говорит «неинтеллигентна» – для него это исчерпывающая характеристика.

* * *

Ну вот, наша субботняя затея провалилась, наверное, больше не стоит собираться, хотя Олег Николаевич так не считает. Начать с того, что на литературный клуб пришло всего семь человек. Мне было обидно за Олега Николаевича, он-то считал, что его встретят на ура, а все бросились в бега, несмотря на рекламу, организованную Эвелинкой. «Большой ученый, кандидат наук, известный поэт» (про «поэта» я узнала совсем недавно); моим одноклассникам глубоко наплевать на все эти звания, они благополучно смылись. Если бы Эвелинка объявила о приезде рок-звезды или, на худой конец, киноактера, тогда бы они, возможно, и пожертвовали бы субботой. Когда-то в младших классах нас оставляли на утренники, запирая на замок портфели; не прибегать же сейчас к таким методам!

Крыса собирает школьников на биологические мероприятия с помощью запугивания: не придешь – получишь плохую отметку, но и это средство уже не действует. Правда, на ее вечерах, как ни странно, народ есть – жаждут повеселиться. Эвелинка у нас – либерал, никого не заставляла и не запугивала, в итоге – семь человек, великолепная семерка.

Но что самое любопытное, кроме меня и Ашурлиева, любителей литературы здесь не было. Анька Безуглова осталась, потому что моя подруга; кроме того, здесь был Воскобойников, к которому она неравнодушна, Катя Прохорова осталась сама не зная почему, но, может быть, и из-за Витьки. Андрей с приятелями… здесь сложно, Милых, видимо, из желания позабавиться, поиздеваться над «поэтом», показать ему, что такое современный школьник, Витька – за компанию с Андреем и Ванчиком. Так что, когда Олег Николаевич обратился ко всем «Дорогие любители литературы», раздался громкий хохот. И началось. На каждое слово Олега Николаевича Милых откликался какой-нибудь дурацкой репликой, а потом долго ржал и бился. Олег Николаевич не знал, как себя вести с Ванчиком, извинялся, просил пояснить мысль. Какая у дурака может быть мысль? Я сгорала со стыда.

Эвелинка решила вмешаться и предложила Милых покинуть помещение. Он удалился вприпрыжку, потом просунулся в дверь, скорчил рожу и проблеял «по-э-э-т»; следом за Ванчиком поднялись Воскобойников и Гладков, им, якобы, надо было на тренировку.

Олег Николаевич как-то смешался, перескочил на другое, стал излагать свою теорию, я, надо сказать, отключилась и не слышала. Катька явно скучала, Ашурлиев сидел с непроницаемым лицом, одна Эвелинка старалась «держать тон», задавала вопросы, смеялась и пыталась шутить. Это был провал, я не ожидала, что такой умница, как Олег Николаевич, спасует перед школьниками. Да, вот еще: как раз когда «троица» покидала помещение, в класс заглянул директор и спросил, что у нас происходит. Эвелинка побледнела, словно она совершала преступление, и пролепетала, что идет заседание кружка. «А эти спасаются бегством?» – спросил наш «остроумный» директор. «В следующий раз, Эвелина Александровна, постарайтесь организовать наполняемость класса, чтобы не было стыдно перед товарищем», – он кивнул на Олега Николаевича. И ушел. После этого Эвелинка впала в транс, а Олег Николаевич выкарабкивался уже без ее помощи.

После кружка домой мы шли вместе с Анькой. Олег Николаевич пошел провожать Эвелинку, которой было худо. У Эвелинки просто патологический страх перед директором, мы это давно заметили. Аня сказала, что «мой родственник» для школы не подходит – слишком занудлив, нам эта философия не нужна. Потом переключилась на свою любимую тему: кто на кого глядел и кто чем занимался. Оказывается, Катя с Витькой играли в морской бой, Ашурлиев, по ее словам, не сводил с меня глаз, а она сама привораживала взглядом Воскобойникова.

– Ты знаешь, он на меня смотрит, но как-то не так, словно я не человек, не женщина, а пустое место. Вот Ванчик, хоть и скотина, а так глядит… Шел снег, было скользко, и мы держались друг за друга. Внезапно я почувствовала удар, испугалась и вскрикнула. Анька рассмеялась. – Чего кричишь? Снежок это. Снежки стали падать один за другим, и уже было не до смеха, я поскользнулась, упала и потянула за собою Аньку.