Афинские убийства, или Пещера идей

Словно услышав долгожданный пароль, Гнев поднял головы и руки. Одни требовали мщения, другие призывали в свидетели богов. Некоторые, даже не зная Менехма в лицо, хотели подвергнуть его жестоким пыткам; знавшие же его качали головой и поглаживали бороды, рассуждая: «Кто бы мог подумать!» Казалось, лишь служитель Одиннадцати не совсем понимал, что происходит, и спрашивал то одних, то других, о чем они говорили, и кто был искалеченный старец, лежавший рядом с юным Анфисом, и кто обвинил скульптора Менехма, и о чем все кричали, и кто, и что.

— Где Гераклес? — спросил Диагор Крантора, дергая его за плащ. Царило ужасное смятение.

— Не знаю. — Крантор пожал огромными плечами. — Только минуту назад он, как собака, вынюхивал все вокруг тел. А теперь…

Для Диагора в этот момент в мастерской было два вида статуй: одни не шевелились вовсе, другие еле-еле двигались. Он неуклюже пробрался через все статуи, получая удары, различая, как кто-то зовет его сквозь шум; его плащ тащили в другую сторону, он обернулся: шевеля губами, к нему приблизилось лицо одного из людей Праксиноя.

— Ты должен поговорить с архонтом, если хочешь начать иск…

— Да, я поговорю, — ответил Диагор, не совсем понимая, что ему говорят.

Он пробрался через все препятствия и вырвался из толпы, пробираясь к выходу. День стоял прекрасный. Рабы и свободные люди окаменели перед портиком входа, будто завидуя стоявшим внутри скульптурам. Присутствие людей камнем давило на грудь Диагора: он смог свободно вздохнуть, только оставив здание позади. Он остановился, огляделся по сторонам. Наконец с огромным облегчением он заметил вдали неуклюжую походку медлительно и задумчиво шагавшего тяжконогого Разгадывателя. Он окликнул его.

— Я хотел поблагодарить тебя, — сказал он, поравнявшись. В его голосе звучала странная торопливость. Он говорил словно возница, который подгоняет волов, стараясь не кричать. — Ты хорошо выполнил свою работу. Мне ты больше не нужен. Сегодня же вечером я уплачу тебе условленную сумму. — И, не в силах вынести молчание, он добавил: — В конце концов, все было так, как ты мне рассказал. Ты был прав, а я ошибался.

Гераклес что-то бормотал. Диагору пришлось чуть ли не наклониться, чтобы расслышать его слова, хоть и говорил он очень медленно:

— Почему этот болван так поступил? Ясно, он поддался страху или безумию… Но… оба тела искалечены!.. Это нелепо!

Диагор откликнулся со странной жестокой радостью:

— Он сам расскажет нам почему, любезный Гераклес. Пытка развяжет ему язык!

Они молча шагали по залитой солнцем улице. Гераклес почесал свой конический затылок.

— Мне жаль, Диагор. Я ошибся насчет Менехма. Я был уверен, что он попытается бежать, а не…

— Теперь это не важно. — Диагор говорил подобно человеку, отдыхавшему, достигнув цели после длинного и медленного пути по безлюдным местам. — Это я ошибся, теперь я понимаю. Я ставил честь Академии выше жизни этих бедных мальчиков. Теперь это не важно. Я буду говорить и буду обвинять!.. Буду обвинять и себя самого как ментора, ибо… — Он потер виски, будто перед ним была математическая задача, и продолжил: — …Ибо если что-то подвигло их искать покровительства этого преступника, я обязан за это ответить.

Гераклес хотел было его перебить, но передумал и стал ждать окончания.

— Я обязан ответить… — повторил Диагор, словно хотел заучить эти слова на память. — Обязан ответить!.. Менехм — всего лишь зверский безумец, а я… Кто же я?

Случилось нечто странное, хотя никто из них в начале не обратил на это внимание: они заговорили одновременно, будто бы друг с другом, но не слушая ответов, медленно волоча Фразы, один страстно, другой холодно:

— Я всему виной, на самом деле я всему виной!..

— Эвмарх попадается на глаза Менехму, тот пугается и…

— Ибо если подумать, что значит быть учителем? Скажи!..

— …Эвмарх ему угрожает. Хорошо. Тогда…

— …это значит учить, а учить — это священный долг!..

— …завязывается борьба, и Эвмарх, конечно, падает…

— …учить — значит ваять души!..

— …возможно, Анфис хочет защитить Эвмарха…

— …хороший ментор знает своих учеников!..

— …хорошо, но тогда зачем их так уродовать?..

— …а если не так, зачем их учить?..

— Я ошибался.

— Я ошибался!

Они остановились. С минуту они взволнованно и растерянно смотрели друг на друга, будто в то мгновение каждый из них отчаянно нуждался в другом. Лицо Гераклеса постарело на глазах. С невероятной медлительностью он произнес:

— Диагор… признаю, что во всем этом деле я двигался с неуклюжестью коровы. Никогда мои мысли не были столь тяжеловесны и неловки, как сейчас. Более же всего меня удивляет то, что эти события не лишены определенной логики, и моя версия в целом удовлетворительна, но… есть некоторые детали… да, их мало, но… Мне бы хотелось какое-то время подумать. Я не возьму с тебя денег за это дополнительное время.

Диагор остановился и положил свои руки на крепкие плечи Разгадывателя. Заглянул ему прямо в глаза и произнес:

— Гераклес: это конец.

Он помолчал и снова медленно повторил, словно говорил с ребенком: