Афонские встречи

Иеросхимонах Сергий Святогорец так описывает в своих письмах тогдашнее состояние монастыря: «Старый Руссик своими живописными развалинами, перевитыми диким плющом, покоится теперь в прахе, как летопись глубокой старины в пыли и тесноте душного архива. Высокие пирги (башни) его с южной и восточной сторон только каменными стенами отстаивают себя от вековых потрясений времени, в исполинском виде возникая над мертвой тишиной умилительной пустыни и над непробудным сном в Бозе давно почивших ее смиренных обитателей. Деревянные работы давно в пиргах истлели. Местность старого русского монастыря чрезвычайно тиха и увлекательна безмятежием и строгостью отшельничества. Нагорный лес со всех сторон утаивает монастырь, и только северо-западная сторона его, с развитой равнины, открывает поразительный вид заоблачных высот далекого Олимпа и играющие волны Монте-Санто. Шумный ключ, выходя из соседственной горы и пробиваясь сквозь камни и живописную ливаду (поляну), легко и быстро охватывает монастырь с севера и, невдалеке от него уносясь в дебрь, теряется в ее низменных кустарниках». Святогорцу часто приходилось видеть эти развалины, ведь жил он неподалеку — в полутора километрах на юго-восток, в келье свв. бессребреников Космы и Дамиана.

Этим можно было бы и окончить о бывших развалинах. Но одно вызывает недоумение. «Отец» всех русских паломников, пешеходец Василий Барский, посетив Старый Руссик, застал там четырех иноков: двух русских и двух болгар. Когда же он вторично посетил монастырь в 1744 году, то не нашел в Руссике ни одного русского монаха. Русская община, постепенно умаляясь, в соединении с болгарами продержалась до 1735 года, после этого монастырь перешел в полное владение греков, которые при поддержке молдавских и валахских господарей прожили в обители до конца XVIII столетия. После того как они переселились в прибрежный район на место современного Пантелеимонова монастыря, Протат в 1803 году обратился к Константинопольскому патриарху Каллинику с просьбой исключить имя русской обители из числа святогорских монастырей, земли же его продать греческим монастырям. Но вразумленный свыше патриарх увидел корыстное устремление афонских греков и, учитывая русские успехи в борьбе с Турцией, велел не только не ликвидировать монастырь, но и найти опытного старца для восстановления общежительной обители.

Святогорец же описывает руины в 1843 году. Следовательно, Старый Руссик был попросту разгромлен и растащен на стройматериалы, как это частенько происходило в нашем отечестве в недавнее время.

А вот и соседняя Почаевская келья, в «обычном» для русских келий состоянии. Былое величие и скудное настоящее. Построена она, как говорится в путеводителе по Афону за 1913 год, «заботами старца кельи св. Димитрия Солунского схимонаха Киприана (Бирюкова), получившего от Почаевской иконы исцеление». Еще там же говорится, что рядом находилась келья Илии Пророка. Теперь она уже совсем разрушена. Поэтому мы ее и не видим. Но что это справа, рядом с дорогой? Огромные штабеля кругляка. И откуда он берется? Ведь куда ни глянь, вокруг вроде бы заросли кустарника. Но где-то находят деревья, и не в малых количествах. Теперь вспоминается, что, когда мы подходили к Руссику, нам навстречу ехала машина с рабочими-греками (или албанцами, которых здесь множество).

Вот и Почаевская келья. Вряд ли что-нибудь известно о ее истории, кроме единственной строки в старом путеводителе. Но все же немного мы знаем об одном из ее обитателей — схииеродиаконе Лазаре, почившем здесь 13 августа 1903 года. Раньше этот диакон, будучи еще не пострижен в схиму, жил в уединенной келье на Керашах. Потом эту келью он продал известному молдавскому подвижнику Иоанну Постнику и переселился в Старый Руссик. Звали тогда диакона Аполлос, и был он не просто диаконом, а архидиаконом и учителя имел в России весьма достойного — святителя Игнатия (Брянчанинова). Его же был и постриженником, а затем, наверное, решил на деле исполнить то, чему научился от русского богослова, автора «Приношения современному монашеству». Может, это и привело его на Кераши, а затем и сюда. А может, и иным путем шествовал сюда архидиакон — это никому не известно.