Наконец мы подходим к Зографу. Позади полузаросшая тропинка, которая привела нас из монастыря тружеников Костамонита. Идти такой афонской тропой нелегко: ветви цепляются колючками за одежду. Монастырь «трех Георгиев» — самый тихий на Афоне. Так мы между собой его назвали, потому что в нем три чудотворные иконы великомученика Георгия. Располагается он вдалеке от моря, утопает в зелени, по ночам погружается в тишину и темноту, и кажется, ни звука не пропустят холмы, плотным кольцом окружившие монастырь. Но до ночи еще далеко: мы приходим как раз к вечерней службе. Впрочем, немного про этот монастырь я уже рассказывал. Хочется еще вспомнить, что Зограф особенно прославился противостоянием унии, о чем свидетельствует небольшой памятник посреди обители. Где-то, по описанию одного из паломников XIX века, находится знаменитая фреска, изображающая отношение папы Римского к Церкви. «Очень оригинальное изображение я видел в Зографском монастыре. На стене изображена "Лодка Православия", ее матросы — святые, вооруженные крюками, и Сам Господь Иисус Христос держит руль и правит, между тем как с берега старики, а между ними папа Римский и Мартин Лютер под начальством сатаны, усиливаются зацепить своими крюками лодку и опрокинуть ее». Но спросить об этом нам сегодня не удается. Как только мы приходим в монастырь, сразу ощущаем какую-то необычную напряженность, которая как бы висит в воздухе. Непривычно краток в разговоре о. Василий, только что вернувшийся из Болгарии. На службе я замечаю странного человека, который разгуливает по храму с портфелем и достаточно непринужденно разговаривает с монахами. Мы ложимся спать, уходить нам придется рано поутру, чтобы до корабля успеть зайти к старцу Рафаилу.
Мы покидаем обитель, как только начинает светлеть. Быстро спускаемся вниз: здесь, недалеко от пристани, нашел себе келью новый русский келиот иеромонах Рафаил. Отца Рафаила мы встретили недалеко от Андреевского скита, и, конечно, после того, как мы его увидели, стало просто невозможно не посетить его. Сколько раз мы читали у Маевского, в других описаниях афонских паломничеств, как благоговейно, с трепетом пришедший издалека странник открывает дверь или калитку и входит к известному старцу. Сейчас, увы, таких старцев стало меньше, и мы впервые открываем свою калитку. К сожалению, для данной кельи калитка — это образное выражение. Здесь еще многого не хватает, а еще точнее, мало что пока есть. Мы встречаем послушника, он зовет старца, и вот мы видим доброе его лицо и слушаем в течение полутора часов его нежный голос. А спросить у старца нам нужно многое. Старец на все наши вопросы отвечает мягко. Но уверенно. Речь заходит об опасности глобализации. Элладская Церковь и Афон тогда решительно высказывались по этому поводу, а в России этот вопрос только начинал подниматься.
Но скоро выясняется, что мы попали к старцу в самое тяжелое для него время[31]
. О. Рафаил рассказывает нам, какая истерия захватила болгарских чиновников, включая даже министра культуры: «Русские захватили болгарский монастырь». Оказывается, маленький старец и несколько худых, как тростинки, послушников — это оккупанты, коммунисты, комсомольцы, которые вторглись в болгарскую келью, где будто бы были уникальные виноградники, которые спустя несколько десятков лет запустения теперь надо срочно возрождать. Несомненно, в скором времени комсомольцы захватят и болгарский монастырь. Это мне напомнило разнузданную травлю в конце девятнадцатого — начале двадцатого века русских келиотов разуверившимися либералами. Старец же, как и его предшественники, был безответен на оскорбления, но не мешкал, когда нужно было постоять за правду. Интересно, что маленькие, физически слабые люди часто оказываются духовными силачами.