Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена

Спросите у человека, стоящего на самом верху превысокой горы, досадует ли он на собак, которые внизу, под горою, так зло на него лают, и боится ли змей, которые там же шипят? «Совсем нет! – скажет он. – Я не слышу ни лаю, ни шипения сих подножных врагов моих: они слишком ниже меня!» Такой же ответ дает и благородное дарование о тех, которые, пресмыкаясь во прахе, шипят злобою или лают порицанием, видя его стоящим на высоте. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)

Не ободрять дарований значит то же, что не поливать цветов или не снимать нагар со свечей: первые вянут, другие тускнут, и в комнате становится темнее. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)

Во время наших праотцев великие люди жили в малых хижинах, а в наше время малые люди живут в превеликих чертогах. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)

Гордость может быть только достоинством лошадей. Гордая лошадь – очень хороша; гордый человек – никуда не годится. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)

Только добродетель и мудрость возводят человека по стезе нравственного образования на ту вожделенную высоту, о которой вовсе не ведают души низкие, которая кажется недосягаемою душам обыкновенным и к которой с восторгом стремятся души великие. (Ф. Н. Глинка, 7)

Обстоятельства образуют великих людей, а потом великие люди образуют обстоятельства. (К. Н. Батюшков, 7)

Исполнять свой долг по совести есть обыкновение среднего сословия, которое в большом свете называют дурным обществом. (Ф. В. Булгарин, 1, 10)

Никто не считает доходов взяточника, но всякий удивляется, если писатель не ходит по миру. (Ф. В. Булгарин, 1, 33)

Двуличен он! – Избави боже!

Напрасно поклепал глупца:

На этой откровенной роже

Нет и единого лица.

(П. А. Вяземский, 5)

…Я мстительным стихом

Не объявлю об имени твоем;

Язви меня, на вызов твой не выду,

Не раздражишь молчания певца, —

Хочу скорей я претерпеть обиду,

Чем в честь пустить безвестного глупца.

(П. А. Вяземский, 13)

Льстить любят многие; хвалить умеет редкой.

Не в меру похвала опасней брани едкой.

(П. А. Вяземский, 14)

…Соревнованья жар источник дел высоких,

Но ревность – яд ума и страсть сердец жестоких.

(П. А. Вяземский, 16)

…Поэты не краснеют за собрата, обольщенного приманками власти, но не развращенного ими. (П. А. Вяземский, 31)

…Легче превзойти гениев в забвении всех приличий, нежели в поэтическом достоинстве. (А. С. Пушкин, 17)

Одна из причин жадности, с которой читаем записки великих людей, – наше самолюбие: мы рады, ежели сходствуем с замечательным человеком чем бы то ни было, мнениями, чувствами, привычками – даже слабостями и пороками. Вероятно, больше сходства нашли бы мы с мнениями, привычками и слабостями людей вовсе ничтожных, если б они оставляли нам свои признания. (А. С. Пушкин, 19)

Есть высшая смелость: смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческой мыслью… (А. С. Пушкин, 19)

Я заметил, что самое неосновательное суждение, глупое ругательство получает вес от волшебного влияния типографии. Нам все еще печатный лист кажется святым. Мы все думаем: как может это быть глупо или несправедливо? ведь это напечатано! (А. С. Пушкин, 21)

Что же и составляет величие человека, как не мысль? Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек: в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом. (А. С. Пушкин, 23, О цензуре)

Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы, – иначе. (А. С. Пушкин, 34)

Но льстецы не разбирают, а лобызают все, что им ни выставишь!.. (О. И. Сенковский, 7)

…Проныры, верные спутники и подпоры знаменитости, по которой ползают они, как черви на капусте, которую гложут и желали бы видеть всегда покрытою новыми листьями славы, чтоб опять глодать их… (О. И. Сенковский, 7)

Я забыл сказать ему, чтоб он человеческую славу продавал при свечах; при дневном свете на ней приметно множество пятен. (О. И. Сенковский, 11, Аукцион)

Чего-то лучшего душа моя ждала:

Хвалы друзей – еще не слава!

(Н. М. Языков, 1)

Счастливец, кто века судьбой управляет,

В душе неразгаданной думы тая,

Он сеет для жатвы, но жать не сбирает:

Народов признанье ему не хвала,

Народов проклятья ему не упреки:

Векам завещает он замысл глубокий;

По смерти бессмертного зреют дела.

(Д. В. Веневитинов, 7)