Афоризмы старого Китая

Умэнь заметил: О Юньмэне можно сказать: так голоден, что глотает еду, не замечая вкуса, и так торопится, что не успевает писать разборчиво. Он хотел подпереть свой дом палочкой-подтиркой. С таким же успехом можно пытаться предотвратить упадок закона Будды[58].

Вспышка молнии в небе,
Искра, высеченная из камня:
Не успеешь глазом моргнуть

—И они бесследно исчезли.

22. Флаг наставника у Кашьяпы

Ананда спросил Кашьяпу:

— Будда завещал тебе золототканое одеяние учителя. Что передал он тебе помимо этого?

Кашьяпа сказал:

— Ананда!

— Я здесь, — последовал ответ.

— Теперь ты можешь взять мой флаг наставника[59], — сказал Кашьяпа.

Умэнь заметил: Тот, кто уразумеет смысл этих слов, поймет, что братство Божественной горы[60] все еще живо. А тот, кто не уразумеет, не постигнет сокровенную мудрость, хотя бы он искал ее с незапамятных времен.

Вопрос прост, да ответ глубок.
Скольким людям он раскроет глаза?
Старший брат зовет, младший откликается:
Помимо всех времен года есть еще другая весна.

23. Не думай о добре, не думай о зле

Некий монах по имени Хуэймин преследовал Шестого патриарха с намерением отобрать у него одеяние и чашу учителя[61]. Увидев это, патриарх положил одеяние и чашу на камень и сказал Хуэймину:

— Эти вещи — только свидетельства веры. Разве можно завладеть ими силой? Возьми их, если можешь.

Хуэймин попытался поднять одеяние и чашу, но они были тяжелы, как гора. Сгорбившись от стыда, Хуэймин сказал:

— Я пришел за истиной, а не одеждой. Прошу вас, откройте мне ее.

Шестой патриарх сказал:

— Когда ты не думаешь о добре и не думаешь о зле — это и есть твой изначальный облик[62].

Услышав эти слова, Хуэймин достиг просветления. Тут его прошиб пот, из глаз полились слезы, и он сказал с поклоном:

— Вы открыли мне сокровенные слова и сокровенный смысл. Есть ли в учении что-нибудь более глубокое?

— То, что я поведал тебе, — ответил Шестой патриарх, — вовсе не тайна. Если ты постигнешь свой изначальный облик, тайна всегда будет с тобой.

Хуэймин сказал:

— Хотя я много лет учился у Хуанмэя, я не смог уразуметь свой облик. Ныне же, получив от вас наставление, я уподобился человеку, который пьет воду и сам знает, холодная она или теплая. Могу ли я назвать вас своим учителем?

— Мы оба ученики Хуанмэя, — ответил Шестой патриарх. — Но ты должен ценить то, чего достиг сам.

Умэнь заметил: Шестой патриарх, можно сказать, по-матерински заботился о семье, попавшей в беду. Он снял с плода кожуру, вынул из него косточку и положил ученику в рот. Тому оставалось только проглотить его.

Такое не опишешь, не нарисуешь,
Не восславишь и не сможешь испытать.
Изначальный облик ни в чем не прячется,
Даже если исчезнет весь мир, он не прейдет.

24. Бессловесный разговор

Один монах спросил наставника Фэнъаня:

— Ни словом, ни молчанием не выразить смысла бытия. Как же поведать истину?

Фэнъань ответил:

— Мне все видится весна на южном берегу Янцзы. Стайки птиц щебечут среди ароматных цветов[63].

Умэнь заметил: Поучения Фэнъаня подобны вспышкам молний, освещающим путнику дорогу. Зачем же прибег он к словам человека, жившего прежде него? Если поймешь их смысл, ты пойдешь собственным путем. Тогда, перестав говорить о самадхи[64], сумеешь выразить истину в одной фразе.

Не разглашая заветной строки,
Он высказал истину чужими словами.
Если бы он болтал и дальше,
Он бы вконец всех запутал.

25. Проповедь с третьего сиденья

Наставнику Яншаню приснилось, что он попал в царство Майтрейи и сидел там на третьем сиденье.

Вдруг один святой объявил: «Сегодня проповедь прочтет тот, кто сидит на третьем сиденье». Яншань выхватил у святого посох и сказал: «Истина Махаяны вне четырех тезисов и сотни отрицаний[65]. Внемлите же! Внемлите же!»

Умзнь заметил: Была ли это проповедь или нет? Если откроешь рот — солжешь. Если промолчишь, тоже погубишь истину. А тот, кто не говорит и не молчит, будет в тысячу раз дальше от правды.

Белым днем, под голубым небом
Он во сне ведет речь о сне.
Чудовище из чудовищ,
Он хотел обмануть всех вокруг.

26. Два монаха свертывают занавес

Фаянь, настоятель монастыря Цинлян, перед началом проповеди приказал поднять бамбуковый занавес у входа в зал. Два монаха принялись его сворачивать. Фаянь сказал, указав на монахов: