Африка африканеров

Почти никого из своих собеседников я ни разу не назвала настоящим именем. Имена здесь в основном вымышленные. Читатель поймет причины такой предосторожности, когда прочтет мою книгу. Зато сторонники апартхейда предстают в ней под своими подлинными именами. У меня не было никаких причин щадить их.

Я приношу благодарность южно-африканским властям, которые, приняв меня за арийку, показавшуюся им к тому же сторонницей «раздельного развития», помимо своей воли предоставили мне возможность объехать всю Южную Африку. Я приношу благодарность и моим многочисленным друзьям — белым, африканцам, индийцам, метисам, — всем, кто отважился пойти на риск, чтобы помочь мне.

Так как во время этого путешествия у меня не было возможности вести какие-либо записи (иначе стало бы ясно, что я журналистка), в моем повествовании могло бы оказаться множество «пробелов», если бы в Великобритании мне не посчастливилось отыскать неоценимое подспорье в виде книг Брайена Бантинга «Становление Южно-африканского рейха», Мэри Бенсон «Африканские патриоты» и Говэна Мбеки «Крестьянский бунт».

*

Все могло бы начаться с воркующего голоса стюардессы: «Fasten your seat-belt please, we are going to-land in Jan-Smuts-airport»[1], и моим глазам открылись бы сверкающие холмы желтого песка вокруг Йоханнесбурга, которые я принимаю за горы золота, хотя это всего-навсего отходы.

Но чтобы дожить до этого момента, надо прежде всего получить визу; а чтобы получить визу, надо идти в южно-африканское посольство, где господа, по виду германского происхождения, и девицы, смахивающие на полицейских, задают вам множество странных вопросов и заставляют вас заполнять массу самых различных анкет.

И, конечно, на первом месте стоит вопрос о расе. Я в нерешительности. Может, я похожа на мартышку? Ужасно хочется написать, как это, говорят, сделал сын Уинстона Черчилля: «Человеческая». Но тут, в секторе иммиграции, шутить, видно, не любят, об этом красноречиво свидетельствуют бесстрастные голубые глаза секретарши. Впрочем, местные службы стараются облегчить вам задачу и в скобках курсивом значится: (африканская?), (азиатская?), (европейская?). И опять я в нерешительности. Кто же я?

В памяти всплывает одна статья, в которой говорилось, что, когда в 1950 г. южно-африканский парламент принял новый расистский закон, предписывавший провести перепись населения по расовым признакам, десятки тысяч людей (особенно в Кейптауне, где живут почти сплошь метисы) не могли точно ответить, белые они или «цветные».

Как нельзя более серьезно я спрашиваю девицу, которая оформляет мое дело, каким образом можно узнать, белый ты или нет.

— Это очень просто, — отвечает она. — Закон гласит: белым считается любое лицо, которое по своей внешности является явно белым или которое считается всеми лицом белой расы, за исключением тех случаев, когда, невзирая на свою явную принадлежность к белой расе, это лицо признается всеми лицом цветной расы.

В течение некоторого времени я размышляю, в своем ли уме эта очаровательная девушка. Но вскоре я поняла, что, как и большинство ее соотечественников, она до такой степени распропагандирована, что самые преступные или попросту безумные вещи кажутся ей вполне нормальными. А ей, в свою очередь, я, по всей видимости, представляюсь несколько глуповатой, потому что она продолжает:

— Так, например, китайцы считаются цветными, а японцы — белыми.

И так как я спрашиваю: «А почему японцы, а не китайцы?» — она объясняет, что японцы не совсем желтые, к тому же в Южной Африке их не более сотни.

— А китайцев у нас целая колония. И если считать их белыми да еще предоставить им все гражданские права, почему бы тогда, как справедливо заметил один наш министр, Ван де Вет, не предоставить точно такие же права индийцам, которых насчитывается около пятисот тысяч, или метисам, которых миллион семьсот тысяч… А может, еще и кафрам, их двенадцать миллионов! Что же тогда станется с нами, бедными белыми, нас ведь всего-то три миллиона четыреста тысяч?

По всей видимости, «кафры» — это африканцы; что же касается почетного звания «белые», присвоенного японцам, то причина этого, мне думается, кроется в том, что Япония одна из немногих афро-азиатских стран, которая не стесняется открыто торговать с Южной Африкой и вкладывает в предприятия этой страны большие капиталы, поддерживая таким образом американские капиталовложения.

Не ведая о том, что немногим более двадцати лет назад половина моего семейства погибла в газовых камерах из-за своего не совсем арийского происхождения, девица, глядя на мою розовую кожу, по-свойски говорит мне:

— Ну вы-то, конечно, напишете «европейская раса»..

Совесть у южно-африканского правительства! не слишком чиста, потому-то оно и не разрешает большинству журналистов и кинематографистов посещать территорию своей страны. И если кому-нибудь из них[2] изредка удается проникнуть туда, они вынуждены прибегать для этого к тысяче всевозможных уловок.