Африка африканеров

— Есть ли у вас прививки от оспы и желтой лихорадки?

Я говорю своему соседу, что жители Южной Африки, должно быть, самые здоровые люди на свете.

— Да, — отвечает он, — белые. А остальные девять десятых населения живут в ужасных условиях. Постоянно свирепствуют эпидемии, половина детей умирает в раннем возрасте. — И вдруг добавляет: — Вы же знаете, что за народ эти туземцы!

На посадочной площадке за рулем всевозможного перевозочного транспорта я вижу только белых. Черным; дозволено толкать ручные тележки и дожидаться, стоя навытяжку, пока кто-нибудь из нас доверит им нести ручную кладь. Почему?

Мой сосед, у которого на все есть готовый ответ, говорит, что это следствие «Job reserwation act», по всей видимости, это означает закон о резервировании работы, согласно которому небелым запрещается выполнять любую квалифицированную работу, а также управлять всякого рода машинами с мотором.

— Да это и понятно, — заявляет в заключение мой сосед, — эти люди начисто лишены чувства равновесия.

Обо всем этом знаешь заранее, и все-таки нельзя спокойно отнестись к тому, что есть два выхода. На одном, едва заметном, тесном, написано «Небелые» («Net Blankets» на африкаанс), на другом, широком и свободном, куда нас направляют, потому что мы белые, написано «Только для белых» («Whites only»). Похоже, что французские пассажиры находят это вполне естественным. Представляю себе их вид, если бы, сойдя с поезда где-нибудь в Роморантене, они увидели бы несколько выходов: один, предназначенный для блондинов, другой — для рыжих и третий для тех, у кого голубые глаза…

Вступаю в нескончаемый разговор со своим попутчиком, который, по всей видимости, рад этому, и так, вместе с ним, миную полицейский контроль. Меня, верно, принимают за его подружку, потому что все вопросы обращены только к нему, на мою же долю достается лишь звучное «Good luck!»[4] и игривый взгляд.

Носильщики, конечно, африканцы, и им не положено давать на чай. Мой француз тут же поспешил объяснить мне:

— В этой стране ничего нельзя давать банту, который обслуживает вас, чистит вам ботинки или носит ваши чемоданы. Это его долг. И если вы нарушите это правило, вас тут же заметят.

Мы берем такси, за рулем которого сидит белая женщина. Едем по авеню Яна Смэтса, которое ведет в город, минуем богатые кварталы: Бедфорд-Вью, Парк-таун… Всюду виллы с бассейнами в глубине огромных цветущих парков, а сколько разных стилей, вкусов, подражаний старине и игры воображения: старинные дома в колониальном стиле (можно подумать, что мы в Луизиане), швейцарские шале, бунгало из дерева и стекла, абстракции а ля Бразилиа… Всюду площадки для игры в гольф, кинотеатры под открытым небом.

Город оделся в оранжевый наряд осени, и, глядя на это буйство красок, невольно задаешься вопросом, каким чудом удается всем этим деревьям и диковинным цветам расцветать на золотоносных рудниках.

И всюду: на земле, у порталов, вдоль всей дороги — черные кормилицы с белым ребенком за спиной на африканский лад.

Я глаз не могу оторвать от лавок, возле которых висят огромные мешки с апельсинами и яблоками, их продают здесь десятками килограммов, как у нас картошку. На витринах и окнах многих вилл — железные решетки. Мне почему-то кажется, что центр Йоханнесбурга походит на Нью-Йорк, верно, потому, что я не знаю Нью-Йорка. Мой спутник утверждает, что это скорее похоже на Манчестер или какие-нибудь второразрядные американские города.

Отель «Гран Насьональ», который рекомендовали мне друзья, один из самых старых в городе. Он существовал еще во времена первых поселенцев (искатели золота пили здесь бренди в баре) и до сих пор сохранил вид старинного салуна.

Хозяева его говорят на ужасающем английском языке, они африканеры. Женщины непомерно толсты и носят на голове невообразимые шиньоны, которые делают их похожими скорее на мадам Помпадур, чем на Брижжит Бардо. Очевидно, здесь в моде пышные розовые женщины: не знаю, как им удается держаться на высоченных каблуках-гвоздиках, платья выше колен плотно облегают их, а на головах у них любопытнейшие прически в виде небоскребов.

Швейцары и лифтеры здесь — черные, телефонист — метис, а метрдотель — индиец, должно быть, это соответствует закону о резервировании работы.

Жду, пока мне вручат ключ от моей комнаты, и тут происходит один из тех эпизодов, которые обычно, когда читают о них в европейских газетах, принимают за выдумку. Молодой негр бедного, но вполне достойного вида, со шляпой в руке, входит через крутящуюся дверь. Он робко пересекает холл и направляется к одному из лифтов. Лицо толстого патрона становится попеременно белым, зеленым и, в конце концов, пунцовым, словно глазам его предстало зрелище скандальное, неслыханное, чудовищное. Наконец ему удалось перевести дух и прорычать вопросительно-яростное: Yes?»[5]. Негр оборачивается и очень вежливо на безупречном английском языке отвечает, что он ищет работу и что ему сказали, будто для него найдется место на кухне.