Африка африканеров

Я спрашиваю, почему она и ее друзья не сядут, по крайней мере, на скамейку. Она смотрит на меня так, будто я явилась сюда с другой планеты, и говорит:

— Это запрещено.

Да, теперь я и сама замечаю, что на всех скамейках написано «Только для белых». Девушка объясняет мне, что, если кто-нибудь из цветных осмелится сесть на скамью, предназначенную для белых, это сочтут провокацией, за которую полагается наказание: тюремное заключение до трех лет, штраф в 300 фунтов стерлингов (4500 франков) или десять ударов плетьми (а то и два наказания сразу).

Продолжаю свою прогулку по улице, вдоль которой расположены склады (кажется, она называется «Гоуд-стрит», что значит на африкаанс «Золотая улица»), фотографирую группу африканцев, они сгрудились вокруг деревянных ящиков, превратив их в игорный стол, и с азартом следят за партией в домино, как вдруг совсем рядом затормозили две машины с антеннами. Вооруженные солдаты выпрыгивают оттуда и, раскидав ногами ящики, выстраивают африканцев одного за другим с поднятыми вверх руками, обыскивают их. Я ошеломлена. Эти люди ничего не сделали, они преспокойно играли. Может, убили кого поблизости? Но тогда почему же не обыскивают всех остальных прохожих и белых мастеров? «Pass», — начинает вопить сержант, как будто эти люди тайком перешли границу, не показав таможенникам своих паспортов. Тогда африканцы с перекошенными лицами поспешно достают из карманов зеленые книжечки. У одного из них ее нет, он забыл пропуск в кармане пиджака. Его немедленно втаскивают в одну из машин. Вскоре за ним следует и другой, на нем нет комбинезона, мастер утверждает, что он не с того предприятия, где работают все остальные.

— Тебе не положено находиться в Йоханнесбурге, — заявляет полицейский, листая его пропуск[8].

У человека вид загнанного зверя, он поднимает воротник своего плаща и, низко склонив голову, садится в машину.

Как только полицейские уехали, я подхожу к одному из рабочих и прошу показать его пропуск. Он так привык к ежедневному и еженощному контролю, что беспрекословно протягивает его мне. В книжечке около-девяноста страниц, на которых строго расписана вся горестная жизнь африканца. Книжечка эта ни в коей мере не похожа на удостоверение личности. Скорее уж на карточку, которую заводят на скотину или преступников. Любой полицейский за пять минут может узнать, из какого резервата явился тот или иной африканец, к какому племени он принадлежит, где ему разрешается проживать, как зовут его хозяина, какую он получает заработную плату, не должен ли он за квартиру и сколько раз привлекался к ответственности за нарушение закона о пропусках, занимался ли политической деятельностью… Кроме того, в книжице полно разных подписей, за исключением его собственной: подпись управляющего резерватом, откуда он приехал, начальника бюро по найму рабочей силы, его хозяина, полиции. Мне думается, что африканец в этой стране так или иначе обязательно нарушает не один, так другой закон. Проверка пропусков проходит при полнейшем безразличии со стороны изредка встречающихся на улицах в часы ленча белых прохожих. Впрочем, когда я — опрашиваю белого мастера, часто ли повторяются подобные сцены, он отвечает:

— Конечно, ведь у кафров всегда что-нибудь не так.

Тогда я спрашиваю его, а есть ли у него такой же точно пропуск? Он смотрит на меня как на сумасшедшую.

Иду на почту купить марки, это единственное место, где их продают. Некоторое время мне кажется, что я попала в замок Кафки: вход для белых, вход для небелых. Ну, это-то еще куда ни шло. Но ведь потом и те и другие все равно оказываются вместе в одном и том же зале. Как тут быть? В конце концов я кое-как разобралась, что есть окошечки для белых и окошечки для цветных. Точно так же и с ящиками для писем, с автоматами, где продаются марки, и телефонами. У меня голова пошла кругом: столько людей всех цветов кожи, они встречаются друг с другом, расходятся, и все это молча, не говоря ни слова. И вдруг меня охватила паника: а куда же опускают письма (письма белых людей!) мальчики-посыльные (ведь они-то черные!)? В ящики для белых или для небелых?

Когда после обеда я возвращаюсь в отель, то уже не знаю, что надо и чего не надо делать, хотя обычно я с легкостью приспосабливаюсь к любой обстановке. Сначала я решила ехать на автобусе и только после того, как простояла в очереди добрые четверть часа, заметила, что окружающие с любопытством поглядывают на меня. Это африканцы, и на остановке табличка «Для небелых». Тогда я сажусь в первое попавшееся такси, но шофер отказывается везти меня. Спрашиваю его, в чем дело?

«Мадемуазель, — отвечает он, — вы ведь белая». — «Ну и что?» — в отчаянии говорю я. — «Вам надо взять такси с белым шофером, — объясняет он очень любезно. — А я черный и должен возить только черных». — «Но почему?» — «Закон о резервировании работы, — отвечает он. — В Йоханнесбурге черные не имеют права работать на такси для белых… А теперь прошу вас выйти, мадемуазель, — добавляет он. — Если полиция увидит нас, вас оштрафуют, а меня посадят в тюрьму».