Африка африканеров

Дикерсон предлагает мне посетить один завод, на котором работают тысяча восемьсот метисов. Кроме меня были и другие приглашенные: старая полусумасшедшая ирландка в капоре и белом муслиновом платье, издательница одного голландского журнала, которая по-видимому, маскируется вроде меня, и немецкий промышленник из Гамбурга, «хорошо знававший Францию в сороковых годах». Он в полном восторге оттого, что ему представилась возможность поговорить по-французски, «он обожает этот язык».

Германия, — замечает он, — уже вложила в предприятия Южной Африки более двенадцати миллионов фунтов стерлингов (28 миллионов франков) и будет продолжать в том же духе. Впрочем, цель его пребывания здесь в том и состоит: развивать германо-южноафриканское сотрудничество. «У нас столько всего общего». Он кладет мне руку на плечо и тоже начинает пугать меня коммунистической и китайской опасностью. «Вы слышали, что произошло в Танзании? Этот Ньерере, он же китаец».

Завод, на который мы пришли, принадлежит фирме ВМС (British Motor Саг). Здесь собирают автомобили марки «остен» и «БМВ»[33]. Ходим по разным цехам. У многих рабочих кожа совсем белая, они выполняют высококвалифицированную работу. Но так как согласно недавней переписи населения их отнесли к категории цветных, платят им теперь, как всем метисам, т. е. значительно меньше того, что полагается по их квалификации.

Большинство рабочих получает семь фунтов стерлингов в неделю (девяносто восемь франков). Управляющий заводом, шотландец по происхождению, говорит, что закон о резервировании работы очень мешает ему. «Некоторые рабочие могли бы стать техниками. А нам приходится приглашать иностранцев, которые по деловым качествам часто уступают нашим».

Беседую с молодым мастером, метисом. В Кейптауне, где законы апартхейда не касались в такой степени метисов, работу электриков, маляров, плотников могли выполнять не только белые. Теперь это случается все реже и реже. Мастер, о котором идет речь, работает на заводе десять лет, он руководит электромонтажными работами и получает всего сорок фунтов стерлингов в месяц (пятьсот шестьдесят франков), тогда как белый, выполняющий такую же работу, получает тридцать фунтов стерлингов в неделю (тысячу шестьсот восемьдесят франков в месяц).

Дикерсон говорит мне: «С метисами все в порядке, они входят в профсоюз». Я спрашиваю молодого мастера, как называется его профсоюз. Под пристальным взглядом босса он опускает глаза и нехотя отвечает:

— Профсоюзы небелых не признаются законом. А в профсоюзы белых нас не принимают. Но мы заключили коллективное соглашение сроком на три года.

Позже, воспользовавшись тем, что мои спутники отошли подальше, я спросила мастера, есть ли какой-нибудь смысл в этом соглашении.

— Никакого, — ответил он. — Говорить о своей работе мы можем, но при одном условии — не бастовать. Если начнется забастовка, соглашение потеряет всякую силу. Кроме того, обсуждать рабочие вопросы можно только в рамках закона о резервировании работы.

Я торопливо спрашиваю его, много ли рабочих состоит в САКТУ, многонациональном профсоюзе?

Он испуганно смотрит на меня. Я говорю ему, что на меня можно положиться. «Всех, кто входил туда, арестовали», — говорит он и возвращается к своим делам. Я догоняю остальных, и мы идем в столовую, где можно пообедать за десять центов (семьдесят сантимов): тарелка риса, рагу, пирог из проса. Нам предлагают попробовать. Проглотить хотя бы кусочек такого пирога нет никакой возможности, по виду и на вкус он скорее похож на скверного качества клей. «Восхитительно», — шепчет в упоении ирландка. Я советую ей захватить несколько кусков, чтобы полакомить своих внуков.

Управляющий рассказывает, что метисы превосходные работники.

— Конечно, — подтверждает Дикерсон, — это не то что недалекие банту[34].

Немецкий промышленник из нашей группы настойчиво уговаривает нас посетить фарфоровый завод, наполовину немецкий, наполовину южно-африканский, акционером которого он состоит. «Вы увидите, мы делаем более тонкий фарфор, чем в Люневиле. Раньше завод этот принадлежал французам, тогда он выпускал всего сто двадцать тонн продукции в день. А у нас он выпускает сто восемьдесят тонн». Что правда, то правда, только есть одно «но»: у французов работали взрослые люди. А немцы внедрили новый метод: они приняли на завод четыреста подростков-метисов (многим из них не исполнилось и пятнадцати лет), которые своими детскими руками работают с невероятной быстротой.

Мы посетили завод, там стояла чудовищная жара.