Африка африканеров

И пока немцы превозносили достоинства германской организации труда, я успела побеседовать с девочками, вдыхающими гипсовую пыль за мизерную плату — пять фунтов стерлингов в неделю (семьдесят франков). Они работают по девять часов и обязаны ежедневно делать две тысячи чашек. Если им удается сделать на тысячу больше, в конце недели им прибавят лишний фунт стерлингов. Живут они далеко в резерватах, некоторым из них приходится каждый день тратить по три часа на дорогу. Две комнаты без всяких удобств стоят в неделю фунт стерлингов (четырнадцать франков), в них набивается по меньшей мере человек десять.

Голландка рассказывает, что у нее в стране рабочий за ту же работу получает в четыре раза больше.

— Работают девочки хорошо, — говорит немецкий инженер. — За три дня они успевают столько всего усвоить, белому и за год такого не осилить.

В соседнем цехе рабочие-африканцы делают тарелки. Чтобы заработать пять рандов в неделю (т. е. тридцать пять франков), им положено сделать за день пять тысяч тарелок.

— Зато, — говорит толстый немец, — жилье у них бесплатное, они живут в лагерях, как рудокопы Ранда.

— А знаете, на что они употребляют деньги? — вопрошает Дикерсон. Ну, конечно, опять старая песенка. — Они отправляются в Транскей и покупают несколько жен.

Все громко хохочут. Я гляжу на добрые печальные лица рабочих, которые, верно, не виделись со своими женами и ребятишками по меньшей мере год, они, должно быть, поняли то, что сказал Дикерсон.

— В Германии, у Розенталя в Баварии, — продолжает свой рассказ силезец, — рабочий за два часа зарабатывает столько же, сколько банту получает в неделю. Так что для нас это огромная экономия, и прибыль мы получим немалую. В ближайшее время мы собираемся построить в Претории завод, который будет в два раза больше этого.

Надо было видеть, как заблестели глаза предпринимателя, когда он размечтался о немецких заводах в Южной Африке, о собственных резерватах и всех этих лагерях, которые так похожи на Освенцим…

Сегодня Дикерсон пригласил меня на свою ферму в Сомерсет-Уэст, расположенную на берегу Индийского океана. «О, совсем крохотная ферма, виноградники, апельсиновые деревья, человек двадцать рабочих, вот и все».

Сажусь на поезд в Кейптауне. Вокзал, очень современный, находится в самом центре города на Эддерли-стрит. Осторожно фотографирую несколько табличек, свидетельствующих о законах апартхейда в действии: «Для белых», «Для небелых». Навязчивая идея, которая каждый день находит все новые и новые объекты: уборные, газетные киоски с двумя кассами — одна для белых, другая для цветных.

В вагон «для небелых», на котором написано «120 мест», набилось больше пятисот человек. А ведь только на прошлой неделе здесь случилась авария[35].

Трудно себе представить большее безумие, чем отправление пригородного поезда для африканцев. Получить место, значит выгадать два часа. И люди теряют рассудок.

Мужчины карабкаются по вагонам, взбираясь на крышу, одни пытаются влезть в окна, другие стараются ухватиться за поручень, женщины набиваются в вагонные переходы. И когда поезд трогается, кажется, будто началась килевая качка.

Дождь льет как из ведра. На каждой станции, особенно там, где есть заводы, нескончаемые хвосты метисов, они ждут своей очереди под дождем. Это зрелище переворачивает мне всю душу, когда я, усевшись одна в своем роскошном купе, еду вечером к друзьям в Род-денбос.

Сомерсет-Уэст находится километрах в ста от Кейптауна. Поезд минует зоны, отведенные для метисов, резерваты наподобие бидонвилей. У меня такое впечатление, что метисам в этой стране живется хуже всего, они самые несчастные. Африканцев двенадцать миллионов, это сила, и белые боятся их, а метисов всего два миллиона, белые относятся к ним, как к существам низшего порядка, а не как к определенной группе, которую не так просто сбросить со счетов.

Дикерсон встречает меня на своей машине у маленького вокзала, возле которого подвыпившие метисы спят на обочине дороги. Трудно винить их в этом. Мне рассказали, что в течение многих лет только белые имели право покупать вино. Цветным было запрещено пить. А для фермеров Кейптауна это было выгодно. Вместо того чтобы платить рабочим, они давали им то самое вино, которое им запрещалось. Так называемая Tot system в действии (tot — мера на африкаанс). По нескольку раз в день рабочим выдавалось определенное количество вина. И мало-помалу рабочие стали настоящими алкоголиками. В 1961 г. закон о запрещении спиртных напитков отменили, потому что образовался такой излишек продукции, что требовалось найти новый внутренний рынок сбыта. Теперь все, независимо от цвета кожи, могут покупать вино где угодно. Но продавать его имеют право только индийцы и метисы.

После поправок, внесенных в 1963 г., закон категорически запрещает Tot system. Но Дикерсон рассказывает, что здешние фермеры продолжают ею пользоваться. Они платят рабочим фунт стерлингов в неделю, а кроме того выдают им овощи и один или два литра вина в день. И пьют не только мужчины, но и женщины.