Африка африканеров

Дикерсон убежден в своем либерализме, еще бы, ведь он платит рабочим по три фунта стерлингов в неделю.

— Правда, во время сбора винограда они работают у меня вместе с женами и детьми, — признается он.

Его «крохотная ферма» в Алжире, например, прослыла бы весьма крупным хозяйством. Дом, а вернее дворянская усадьба, выдержана, как и все местные фермы, в голландском стиле: белый фасад под наклонной крышей; два крыла и в каждом по квадратному окну с массивными наличниками и маленькими стеклами, а по центру, над дверью с резными створками, конек крыши возвышается над двумя витыми колонками, украшенными резным орнаментом. Это очень изящно и напоминает одновременно ренессанс и ампир.

В саду растут все цветы Европы да к тому же еще деревья Востока, пальмы и очень красивый кустарник под названием «Розовое яблоко».

Напрасно Дикерсон уверяет меня, что не применяет у себя Tot system, все его рабочие в большей или меньшей степени пьяны. «Суббота», — пытается объяснить он мне, но разве это оправдание? Мы пили чай, когда прибежала маленькая девочка, которую ее отец, фермер-сосед, прислал сказать, что «Томас напился и набил себе карманы бататом». Томас — это босс-бой местных рабочих, метис, у него десять детей.

И вот мы шагаем вдоль виноградников к полю сладкого картофеля, принадлежащего соседу-фермеру. Посреди поля с блаженным видом растянулся Томас, он спит, а из карманов его катятся бататы, рядом стоит пустая литровая бутылка вина. Дикерсон бьет его ногами, чтобы разбудить. Томас приоткрывает глаза, пытается встать на колени и… разражается рыданиями… Я слышу, как он бормочет сквозь слезы: «Простите». Дикерсон несколько раз бьет его по лицу, Томас плачет еще громче. Белая девочка визжит от восторга и напевает, кружась на одном месте: «Томас — тупое животное». Дикерсон весь побагровел, цедит сквозь зубы: «Ну, проси прощения. Проси прощения у своего старого отца. — Да, вы для нас истинный отец, — произносит Томас. — Простите, отец».

И верзила метис, понурив голову, бредет к своей хижине. Дикерсон преисполнен гордости: «Теперь его хватит на два месяца. Я их бью время от времени, это им только на пользу. Они — как дети, и обращаться с ними следует соответственно. Кто крепко любит, тот крепко бьет, как говорится у нас», — подмигивает он. Затем, как ни в чем не бывало, он предлагает мне осмотреть его сад, в котором он обожает работать. И там, что очень характерно для белых южно-африканцев, Дикерсон трепещет над каждым лепесточком, над каждой букашкой, отпуская время от времени игривые шуточки.

Вечером по дороге на вокзал нам встретилась пьяная метиска, босоногие ребятишки всеми силами старались удержать ее, не давая упасть. «Все они такие, — заявил Дикерсон. — Напиваются и делают детей».

Я уже две недели в Кейптауне, но надеюсь, что полиция не заинтересуется мной. Дикерсон, наверное, уже сообщил куда следует, что я «милая, прелестная девушка» и ничего не смыслю в политике.

Один журналист помог мне встретиться в Кейптауне с лидером Конгресса цветного населения[36]. Это старый, отошедший от дел адвокат, который живет под ограничениями домашнего ареста. То есть, иными словами, он не имеет права выезжать за пределы Констанции, где проживает, писать в газетах, присутствовать на митингах и даже на заседаниях суда, а кроме того, участвовать в сборищах, численностью больше двух человек.

Встретились мы с ним у одной женщины, члена муниципального совета Кейптауна, которая состоит в Либеральной партии, об этой партии я расскажу позднее.

В Кейптауне, — рассказывает моя новая знакомая (буду называть ее Т. Л., она принимает меня в роскошном доме колониального стиля с невероятным числим слуг-метисов, которых она, как истая южно-африканка, держит в ежовых рукавицах), — так вот, в Кейптауне всего сорок четыре муниципальных советника, из них семь метисов, для нашей страны это невероятно. В Южной Африке только те, кто владеет какой-нибудь собственностью, могут голосовать на муниципальных выборах. До прихода к власти в 1948 г. Националистической партии жители Кейптауна не знали расовых барьеров. Метисы имели хорошую работу, и у многих из них были собственные дома или квартиры. Так что они имели право выбирать советника. Но после того как был принят закон о резервировании работы, они утратили право на квалифицированную работу, их выгнали из собственных домов, оказавшихся в зонах, объявленных «белыми», и поселили в «резерватах», где дома принадлежат муниципалитету или государству.

Т. Л. забавная женщина: опа не расстается с колокольчиком, резко говорит со всеми, даже со старым адвокатом метисом, которому с трудом удается вставить одно-два слова. Тот часто поглядывает на дверь. Если нагрянет полиция и увидит его в обществе более чем одного человека, его могут арестовать и отправить в тюрьму.

Мы обедаем возле горящего камина. Меню типичное для Южной Африки. Т. Л. не устает повторять: «За такое короткое время вы не можете понять трагедию, которую переживает наша страна».