Африка африканеров

— Видите ли, — рассказывает моя собеседница, — после 1963 г. два миллиона африканцев, говорящих на языке коса, не являются больше гражданами своей страны, Южной Африки, они принадлежат к числу жителей государства, где большинство из них никогда не бывало прежде: Транскея[57]. Это самый обширный резерват страны с наибольшей плотностью населения. Вот потому-то там и решили основать первый бантустан. Всего в Южной Африке двести шестьдесят резерватов, они рассеяны по всей стране и до того малы, что превратить их в самостоятельные единицы трудно. Зулусы, например, вкраплены небольшими группами во владения белых. Утверждают, будто бы Транскей велик (четыреста шестнадцать тысяч квадратных километров), но это не так, и главное, он слишком плотно населен: там живет около полутора миллионов африканцев (в основном женщины, дети и старики), а кроме того, семнадцать тысяч белых и четырнадцать тысяч метисов.

— Африканцы — бедные крестьяне, — говорит моя собеседница, — на них распространяется закон о чрезвычайном положении еще со времен восстания пондо в 1960 г. Но и теперь, хотя Транскей считается независимым, правительство Претории имеет право сослать или переселить кого угодно, будь то человек, племя или часть племени. Точное число политических ссыльных неизвестно, ибо министр по делам развития и управления банту никогда не обнародует их списки. За последние несколько лет многие переселенцы умерли от голода в пустынных районах, где их обязали жить.

Спрашиваю ее, как же так, ведь правосудие в принципе находится в руках Матанзимы, африканского министра?

— Они все предусмотрели, — отвечает она. — Извлекли на свет божий пункт 5Б закона о развитии и управлении банту от 1927 г., согласно которому глава государства, т. е. Сварт, может переселить целое племя, часть его или отдельного человека за нарушение общественного порядка. Статью эту ввел Герцог, для того чтобы белые могли завладеть землями африканцев. Теперь ею пользуются применительно к политическим. Кроме того, в 1956 г. была принята поправка к этому закону, согласно которой обжалование допускалось только в том случае, если осужденный уже находится в ссылке. А так как вокруг обычно простирается пустыня, человек может преспокойно умереть там и никто об этом не узнает. Вот потому-то точная цифра ссыльных никому и не известна. Теперь их, должно быть, осталось около пятидесяти.

Дальше она объясняет мне, что правительство выделяет, как правило, два фунта стерлингов в месяц каждому ссыльному, но в глухие места, где приходится жить ссыльным, деньги обычно не доходят. Чаще всего таких людей отправляют туда, где нет никакой возможности отыскать работу, а если они и попадают в населенный район, то там живет племя, языка которого они не понимают. Все продумано заранее.

— Я была знакома с чудесным человеком, — рассказывает она, — звали его А. Гвентси, он был учителем. Его выслали из Ист-Лондона в пустынную местность Северного Трансвааля, в Бушбак. Ему приходилось просить милостыню, чтобы хоть как-то просуществовать с семьей, питались они в основном кореньями. В резервате Матлала из двадцати ссыльных мужчин и трех женщин двенадцать умерли от голода, ребятишки их остались совсем одни, полиция сожгла даже хижины. После восстания пондо выслали Тсангалу, одного из вождей. Говорят, он в Курумане, в пустыне Калахари, вместе с Паулюсом Монели, мятежным вождем из Витсисхука. Их наверняка ждет смерть, ведь они старые. Им разрешили взять с собой лишь то, что было надето на них, и ничего другого. Во Френчдаде и Дидфонтейне, у самой границы с пустыней Калахари, днем жарко, а ночью нестерпимо холодно, бродят гиены. Время от времени до нас доходят слухи, что кто-то из ссыльных покончил с собой.

В Европе мне никогда и нигде не доводилось читать об этих «живых мертвецах». Моя собеседница рассказывает, что об этом кое-что писала Элен Джозеф. «Она решила провести перепись ссыльных и отправилась в; пустыню совсем одна. Нескольких ей удалось отыскать, она привезла для них одежду, еду, составила список, собираясь поднять тревогу и привлечь к этому факту внимание общественности. Во время процесса о государственной измене правительство арестовало ее, и теперь, она живет под ограничениями домашнего ареста». — И так как я храню молчание, моя собеседница с улыбкой говорит: «Вот она, наша распрекрасная страна!»