Страшно холодно, уже несколько дней не переставая идет снег. Говорят даже, будто возле Коркстада остановилось движение. Не верится, что я в Африке, можно подумать, будто я очутилась где-нибудь в сибирской степи. И когда я вижу на дороге африканцев, они представляются мне киноактерами.
Железный мост через реку Кей являет собой символическую границу, отделяющую Транскей от Капской провинции. Дальше пейзаж удивительно однообразен: изрезанные ложбинами холмы и ничего больше. На склонах холмов причудливой цепью извиваются бесчисленные домишки, все на одно лицо: круглые с выбеленными известью стенами и соломенными конусообразными крышами. Порою деревушку окружает живая изгородь цветущего алоэ, яркие цветы которого резко выделяются на снегу. Деревьев практически нет.
Кажется, будто очутился в другом мире, где-нибудь в каменном веке. Иногда где-то вдалеке на снегу маячат полуобнаженные ребятишки, которые гонят стада черных тощих баранов и коров с торчащими от худобы ребрами. Не верится, чтобы Транскей был «национальным» очагом коса, как утверждают белые, слишком уж тут холодно. В былые времена они, верно, спускались зимой к берегам Индийского океана.
Мы проехали километров пятьдесят и не встретили на своем пути ни одного большого селения. Время от времени нам попадались скопления хижин, затерянных в снегу.
Если кому-нибудь из пассажиров пора выходить, задолго до этого он начинает звонить, но чаще всего водитель делает вид, будто не слышит. И беднягам приходится тащиться километров десять пешком, чтобы вернуться на дорогу, которая ведет к их краалю. Впрочем, по всему видно, что толстяк-водитель боится выходить из автобуса. Билеты он выдает через маленькое окошечко, и если кто-нибудь забудет заплатить, начинает вопить что-то на африкаанс и коса.
В автобус садятся женщины, которые едут в Умтату. Многие из них необычайно красивы. Впервые в этой стране я вижу женщин в национальных костюмах. В противоположность остальной Африке, южно-африканские женщины одеваются на европейский манер и все, как одна, носят вместо тюрбана тот самый берет, что ввела в обиход певица Мариам Макеба. А местные женщины — в национальных костюмах, вот только не знаю, какого племени: тембу, пондо, финго или галека… Его костюм очень красивый. Они завертываются в широкие покрывала ярко-оранжевого цвета, на лицах их разводы, на голове огромный тюрбан из черной вышитой ткани. Все они курят длинные-предлинные деревянные трубки, украшенные ярким бисером.
Мужчин не видно, лишь иногда встречаются подростки, совсем голые под своими оранжевыми покрывалами, они дрожат от холода на обочине дороги.
Первое селение на нашем пути — Баттеруэрт, разумеется, белые здесь до сих пор сохранили право собственности[61]
.Точно так же обстоит дело всюду в Транскее. Если существует хоть малейший намек на экономику, зону тут же объявляют «белой». Баттеруэрт, так же как Квамата или Лузикизики, состоит из нескольких магазинов, принадлежащих грекам, полицейского участка и административного здания. Обычно такие селения расположены на перекрестке изредка встречающихся дорог. Все магистрали, города, порты и побережье считаются белой зоной. Один мой знакомый называет это китайским ребусом, — вообразите только: муниципалитет черных в городе белых черного государства страны белых.
От Баттеруэрта до Умтаты снова безмолвие пустынных холмов. А между тем внутри-то хижин наверняка что-то происходит. За один только год, после того как ввели чрезвычайное положение, было арестовано восемьсот женщин и мужчин. В окрестностях Лузикизики в Пондоленде, откуда родом Мандела, крестьяне многие годы подряд отказывались признавать «советы банту». Проводить свою политику в жизнь Фервурд поручил ненавистному всем вождю Боте Сигкау. Однажды, когда Бота проводил митинг, человек но имени Мнгкунго в знак презрения повернулся к нему спиной. На другой день Сигкау отправил к нему своих подручных. Мнгкунго вместе с группой крестьян организовал партизанский отряд, но был арестован полицией Фервурда и выслан в другой район, Калу. И все-таки пондо отказались идти за Сигкау, называя его «подлипалой» Фервурда. Как только речь зашла о самоуправлении, пондо потребовали, чтобы им разъяснили, что это за штука. Они вызвали Сола Мабуде, одного из представителей ассамблеи бизанского округа. Тот не осмелился явиться к ним. Несколько дней спустя толпа мужчин под водительством женщин с древним воинственным кличем окружила крааль Мабуде, перерезала его баранов и поросят и подожгла хижину.
Правительство немедленно направило туда танки. Полиция Претории оккупировала весь район, полицейские терроризировали женщин и детей, арестовали сотни подозрительных. И все-таки, несмотря на чрезвычайное положение, там возникло широкое движение сопротивления. Всякий раз, как предатель сообщал какие-либо сведения полиции, его крааль сжигали.