— Не знаю, — отвечает она. — В один прекрасный день моим родителям принесли приказ из полиции о том, что я нахожусь под домашним арестом. Наверное, потому, что в университете я жила в одной комнате с девушкой, которая дружила с африканскими студентами. И потом я была против апартхейда в университетах, гак же как и мой отец, он преподаватель. Этого вполне достаточно.
Есть и еще одна категория преследуемых людей, это те, кто попал в список членов Коммунистической партии до ее роспуска. Достаточно, если министр примет такое решение, доказывать обоснованность своего обвинения ему вовсе не обязательно. Это уж обвиняемый должен позаботиться и представить доказательства своей «невиновности». Форстер самолично составил список, в котором около пятисот имен, хотя, говорят, большая часть этих людей с давних пор не занимается политикой. Лица, попавшие в список коммунистов, тоже подвергаются разного рода ограничениям, но не на всех из них накладывается домашний арест. А сколько людей стали жертвами пресловутой «охоты за ведьмами», из тех, что вынуждены были покинуть страну и просить политического убежища в Великобритании.
А между тем мне довелось повстречать коммунистку, и не какую-нибудь там выдуманную Форстером, а самую настоящую. Я не могу назвать ее имени, потому что вскоре после моего отъезда ее арестовали согласно «закону о ста восьмидесяти днях». Намереваются сделать ее свидетелем и сообвиняемой по делу Абрахама Фишера, и мне не хотелось бы усугублять серьезность ее положения нашей связью. Буду называть ее г-жа И.
Когда я с ней встретилась, она жила под ограничениями домашнего ареста, мужа ее, испытанного борца, коммуниста, приехавшего в Южную Африку в период нацистской оккупации Европы, посадили в тюрьму, а ее девятнадцатилетнюю дочь собирались судить.
Когда один из моих друзей, устроивший нам свидание, заговорил об осторожности и заметил, что настало время расстаться, эта мужественная женщина сказала:
— Нечего поддаваться фашистам. Главное — не бояться. Они могут сделать со мной все, что угодно, в их власти заменить мой домашний арест настоящим надзором. Я не смогу работать, дети мои умрут с голоду. Все это они могут. И в тюрьму посадить могут, и пытать тоже могут. Ну и пусть, а я все равно не уеду отсюда. Нас мало, но мы все-таки здесь. Я пережила годы становления фашизма и знаю, как делают Гитлера и ему подобных.
В первый раз мы встретились с ней в открытом кафе в торговом центре одного из богатых кварталов Йоханнесбурга. Вокруг нас рыскал агент Особого отдела. Но мы не нарушали никаких законов: знакомый, который привел меня, тут же ушел, так что встречу нашу нельзя было счесть «сборищем», нас осталось только двое.
Но историю Коммунистической партии, одной из тех немногих компартий («цветной» страны, которая сразу поняла, что в определенный момент освободительная война важнее классовой борьбы, а белый рабочий не обязательно синоним революционера, историю этой партии она мне поведала в другой раз.
— Коммунистическая партия, — рассказывала она мне через несколько дней, когда мы встретились с ней в более укромном месте, — родилась в 1921 г. Любопытно, что в общем-то эту партию создали эмигранты из Европы. Произошло это в результате раскола местной лейбористской партии, одно крыло которой стало Интернациональной социалистической лигой и вступило в Коммунистический Интернационал. То была первая в Африке коммунистическая партия. В начале своей деятельности она не избегла тех ошибок, которые неминуемо повторяли компартии в других колониях. Дело в том, что первоначально это была партия белых, поддерживавшая во время знаменитой забастовки шахтеров в 1922 г. профсоюзы белых рабочих. Схема была простой: белый рабочий выступает против капитала, следовательно, это акт революционного значения. На самом же деле, как выяснилось позднее, все было наоборот, ибо белые, бастовавшие тогда, впоследствии поддержали Фервурда. Затем произошел еще один раскол. По одну сторону оказались те, кто после конгресса Коминтерна в 1928 г. уяснили, что первоочередной задачей в тот момент была освободительная борьба и что пролетариат в этой стране — африканцы, а не белые; по другую — те, кто впоследствии пришел к лейборизму, а затем примкнул к Националистической партии.
И. говорит, что именно в ту эпоху к руководству партией пришли такие коммунисты-африканцы, как Котане, Нзула, Дж. Маркс.
— Это было крайне важно, ибо они же были членами АНК. Таким образом, Коммунистическая партия стала играть важную роль, оказывая влияние на целый ряд лидеров африканского национально-освободительного движения. АНК до той поры был весьма реформистской организацией. Лидеры его стремились лишь к тому, чтобы белые консультировались с ними. Коммунисты сказали им: нужно потребовать права голоса для всех, отмены закона об ограничениях при найме на работу и закона о пропусках; нужно бороться также за право африканского населения на землю. Борьба африканцев — это классовая борьба и в то же время освободительная.