Обелиски Александрии находятся на берегу новой гавани, между береговою стеною древнего города и стеною новейшего построения. Не палаты кесарские, не сладострастное жилище Клеопатры возвышаются около них; теперь этот царский квартал (Buchion) покрыт землянками полунагих арабов, обитающих там вместе с своими стадами. Один из сих обелисков, присвоенный имени Клеопатры, еще гордо высится над рассеянным Прахом великолепия; другой повержен и частью занесен знойным песком; он лежит на обломившихся сводах и служит огромною перекладиною поперек небольшого оврага. Я попирал пыльною стопою его розовый гранит и его задумчивые иероглифы, которых глагол был слышан во времена фараонов. Оба обелиска, по свидетельству Плиния, были перевезены сюда из Мемфиса во время греческого владычества. Он их относит ко временам Мемфреса и говорит, что они стояли против царских чертогов; но по новейшим исследованиям на них открыты имена Мериса и Сезостриса. Время наложило на них руку свою; на южной стороне обелиска многие иероглифы почти совсем изгладились. Оба эти памятника давно уже подарены Мегметом-Али; один, стоящий — Франции, а другой — Англии; но трудность перевоза этих масс удерживает их еще среди родных песков. Волны новой гавани, обтекающие полуциркулем этот запустелый берег, подмывают его беспрестанно однообразным плеском. Отсюда можно хорошо обозреть положение этой гавани и древнего фароса. Этот знаменитый маяк воздвигнут Состратом Книдским и считался одним из семи чудес света. На нем была следующая надпись: «Сострат Книдский, сын Дексифанов, богам, спасающим плавающих». Опасность египетского берега и входа в обе гавани Александрии всегда были одинаковы. Фарос получил свое название, сделавшееся общим, от каменного островка, на котором он был построен и который соединялся водопроводом в виде моста с другим большим островом того же имени; на этом последнем стоит теперь дворец паши и часть города, но он уже более не остров; наносимая Нилом земля и развалины древней Александрии присоединили его к материку. И прежде он присоединялся к нему, но посредством молы, называемой Heptastadium, разделявшей обе гавани Eunosti и portus magnus. Это место теперь застроено домами. От восточной оконечности большого порта, вдревле Arco-Lochias, и до гробового города (Necropolis), замыкающего порт Евности, тянутся груды камней; это следы развалин града Александрова. Еще теперь видна линия и часть мостовой той главной улицы, которая проходила через весь город от ворот Каноповых, porta Canopica, до Некрополиса; тут были гимназия и форум. Колонны гимназии существовали еще не так давно; наконец, некоторые из них были срыты и перенесены в ближнюю укромную мечеть; не помещаясь в ней по высоте своей, они были перепилены! Оставались еще три превосходные колонны розового гранита; сжалившийся над их судьбою французский консул г. Мимо решился приобрести их своему отечеству; он часто направлял свои прогулки к этому месту — как вдруг однажды не нашел их более. Один из беев Александрии велел их подорвать и употребить на какие-то крепостные постройки. Отсюда ведет дорога, между нескольких букетов пальм, через городские ворота, к Помпеевой колонне.
У колонны Помпеевой простился я с Александриею и направился к каналу Магмудье, где меня ожидала канджа. Последние лучи солнца освещали еще капитель величественной колонны и отражались тихою зыбью Мареотийского озера, когда я с легким ветром удалялся от сего берега.
Ночь сошла очень быстро, ясная и тихая, — здесь нет этой постепенности перехода от дня к ночи, здесь нет европейских сумерков; глубокая темнота почти внезапно заступает угасший день. Моя канджа была довольно красива и расписана цветами. Русский консульский флаг, который мне сшили в Александрии, развевался над двумя трехугольными парусами. Арабы были довольно благовидны, и попутный ветерок нес нас скоро мимо песчаных берегов канала Магмудье; весьма изредка его оживляют букеты пальм, которыми оттенены дачи Бекир-Бея, Бессона и некоторых других вельмож паши. С обеих сторон раздавался близкий гул вод от озер Мареотийского и Эдку, отделенных от канала тонкою песчаною грядою. Канал Магмудье, соединяющий Александрию с Нилом, назван в честь султана, когда Мегмет-Али еще не восставал открыто против него.