Вопреки многим предсказаниям королева Себет принимает нас благосклонно и даже приглашает осмотреть свой «дворец». Внутреннее его убранство ничем не отличается от обычного крестьянского жилища, если не считать кучи пустых винных бутылок у входа. Очень, конечно, хотелось бы видеть в доброжелательности королевы флупов знак уважения к нашей стране и ее неизменной политике дружбы и сотрудничества с народами Африки, но боимся, что «ведомство по иностранным делам» королевы Себет вряд ли когда-либо докладывало ей о существовании Советского Союза.
Наступает время для традиционных съемок на память о визите. Милость королевы простирается так далеко, что она изъявляет готовность надеть по такому случаю парадное платье и очень удивляется нашему настойчивому желанию запечатлеть ее в будничном виде. Но ведь парадных изображений вельможных особ, в том числе африканских, по свету гуляет более чем достаточно, и куда более заманчиво стать обладателем фотографии королевы «как она есть».
На прощание, облобызавшись с гостями, королева Себет вручила нам памятный подарок: лукошко с арахисом прошлогоднего урожая. Явно горчивший арахис пришлось выбросить, лукошко же, за которое, правда, придворные взяли с нас пятьсот франков, сохранилось и занимает сейчас видное место в моей африканской коллекции, напоминая об этой необычной встрече.
Спустя несколько лет из заметки, опубликованной в журнале «Азия и Африка сегодня», стало известно, что в августе 1976 года королева Себет скончалась и похоронена, судя по всему, как раз под тем огромным фромаже, где мы когда-то оставляли — свою машину. В заметке, правда, говорилось и о том, что среди 21 предмета, составлявших имущество покойной, оказалась… бутылка виски — «подарок ее царственной сестры, королевы Британии». Что ж, житие королевских особ всегда было окружено тайнами и легендами…
Что еще можно сказать об истории королевы Себет? Она, несомненно, печальна. Не знаю, от чего скончалась правительница племени флуп, но то, что при жизни она была «живым экспонатом» и стала жертвой бесцеремонной орды туристов, в этом сомнений нет. Заслуживает внимания и тот факт, что образ ее жизни, во всяком случае в последние годы туристского бума, мог внушить многим залетным посетителям деревни Айум лишь предельно искаженное представление о народе, которым, пусть символически, правила покойная.
Мальро в своих «Антимемуарах» об этом народе писал, что «они сберегли своих царей-жрецов, чей престиж сохраняется, хотя их власть стала только духовной». Эти строки невольно наводят на мысль о том, что всеядное племя разноязыких туристов с успехом приканчивает то, с чем не удалось справиться колонизаторам: престиж традиционной королевской власти.
Таковы реальные издержки неуправляемой и неконтролируемой стихии туризма, страдает от которых не только сенегальская провинция Казаманс.
Беседы с Жаком де Сан-Сеном больше, чем другие встречи, вместе взятые, помогли увидеть в ином свете и другую животрепещущую проблему Казаманса — проблему рисоводства.
Наряду с просом и маниоком рис составляет основу пищевого рациона сенегальцев, но собственное его производство удовлетворяет лишь ничтожную часть потребностей страны. В результате Сенегал, насчитывая около 5 миллионов населения, входит в первую десятку стран-импортеров этой трудоемкой, а потому и дорогостоящей продовольственной культуры. Ежегодный ввоз риса постоянно растет, перевалив давно за 100 тысяч тонн. Он «съедает» львиную долю тех 4–5 миллиардов франков, в которые обходится казне импорт зерновых.
Вот почему в ряде мер, направленных на сокращение огромного дефицита внешнеторгового баланса, сенегальское руководство отводит первостепенную роль увеличению производства риса. Казаманс же с его благоприятными для выращивания этой культуры климатическими условиями издавна был основным районом рисоводства, где обычно собирали 3/4 валового урожая риса. Но здесь же он и потребляется, не оказывая заметного влияния на зерновой баланс страны в целом. Еще в первом сенегальском плане развития на 1961–1964 годы была поставлена задача увеличить производство риса в Казамансе и, главное, резко повысить его товарность.
В провинцию были приглашены специалисты-рисоводы из разных стран, в частности многочисленная тайваньская миссия, которая проработала там много лет и лишь недавно была заменена представителями КНР. Как с явным оптимизмом сообщалось в одной из официальных публикаций, ей «удалось, используя близкие к традиционным методы, получить урожаи риса, превышающие 4 тонны с гектара», иными словами, более чем в четыре раза превысить среднюю урожайность этой культуры в Казамансе. Естественно было ожидать, отправляясь в поездку по этой провинции, что доведется увидеть и признаки ощутимых сдвигов в этой важной для страны отрасли сельскохозяйственного производства.
Но увидеть пришлось иную, совсем неожиданную картину…