Читаем Африка, миграции, мифология. Ареалы распространения фольклорных мотивов в исторической перспективе полностью

Таким образом, не существует сколько-либо надежных свидетельств в пользу самостоятельного появления астральной мифологии в Африке. Значительно вероятнее диффузия соответствующих идей из Евразии через Ближний Восток в тот период, когда производящая экономика распространялась по территориям южнее Сахары.

Евразийские соответствия африканским космонимическим образам встречаются не ближе Кавказа и Средней Азии, но это касается и многих других мотивов. В том, что значительная (если не большая) часть фольклорно-мифологических мотивов, которые были представлены в Передней Азии и Северной Африке в V—III и даже в II—I тыс. до н.э., в дошедших до нас древних текстах не отражена, ничего удивительного нет. Сохранившихся текстов мало, а их авторы явно не ставили перед собой задачи донести до потомков местный фольклор.

Радуга и гроза

Обратимся к мифопоэтическим истолкованиям атмосферных явлений, а именно радуги и грозы.

Представления о радуге делят ойкумену на две части. В континентальной Евразии и в основном также в Северной Америке радуга имеет, в общем и целом, положительные ассоциации, в тропических областях — преимущественно отрицательные. Оценить интенсивность связанных с радугой эмоций трудно, но определить ареальное распространение определенных фольклорных образов можно. В этом смысле Африка южнее Сахары, безусловно, связана с индо-тихоокеанским миром, поскольку повсюду в соответствующих регионах ассоциируется со змеей (рис. 31).

Рис. 31. «Радужный змей», мотив I41. Радуга есть рептилия (обычно змея), реже рыба или змееобразный (как правило, опасный) объект (змеиный язык, хвост скорпиона).


Единственный сибирский вариант, согласно которому радуга ассоциируется со змеей, был записан в начале XX в. у хоринских бурят. Он представляет собой редчайшее исключение на фоне характерных для тех же бурят других интерпретаций радуги. К тому же текст необычен, близких параллелей для него вообще нет.

Буряты (хоринские). Один лама узнал, что после смерти станет змеей-людоедом, что приведет его в ад. Он велел ученику убить первую пожирающую людей змею, которая появится после его смерти. Лама умер, змея появилась, ученик разрубил ее мечом, из нее поднялась пятицветная радуга, а лама стал бурханом.

Соответствующая информация по Ирану тоже уникальна и фрагментарна («В Персии радуга — небесная змея» [Crooke 1894: 276]), хотя она согласуется с дардским (калашским) вариантом: радуга есть дыхание живущего в источнике монстра. В то же время в Европе истолкование радуги как змеи хотя и не является преобладающим, но встречается достаточно часто. Это обстоятельство можно приобщить к числу других европейско-африканских аналогий типа представления о Смерти как особом персонаже и образе Венеры как жены Месяца.

Рис. 32. «Радужный лук», мотив I40. Радуга ассоциируется с луком. 1. Лук конкретного божества, персонажа. 2. Просто лук, дуга («водяной», «небесный» и пр.).


В Африку, главным образом Восточную бантуязычную, проникло характерное для Западной Евразии и Индии представление о радуге как о луке, принадлежащем определенному герою или божеству (рис. 32). Оно зафиксировано у яо, ила, шона, тонга, сукума, тсонга и эмбу, а также у ашанти Ганы и у афразийцев санье на юге Сомали. Судя по размерам каменных наконечников (довольно миниатюрных), лук в Африке мог появиться еще в Среднем каменном веке в эпоху ранних сапиенсов [Lombard, Phillipson 2010]. Однако даже если это предположение подтвердится, образ радужного лука в африканском фольклоре вряд ли древний и местный. Гораздо вероятнее, что он здесь появился относительно недавно и что его распространение преимущественно в Восточной Африке было обусловлено морскими контактами с арабо-персидским миром. Североамериканские случаи истолкования радуги в качестве лука, вероятно, отражают недавнее распространение этого оружия в Новый Свет через Чукотку и Аляску. В Южной Америке лук наверняка был изобретен независимо, и то, что здесь соответствующий мифопоэтический образ почти не представлен (единственное исключение — чимила северной Колумбии), лишний раз доказывает отсутствие жесткой зависимости содержания мифологических образов от объективных реалий.

Еще одно широко распространенное истолкование радуги — это ее ассоциация с поясом или яркой тканью. Данный вариант, как и «радужный лук», в Африке тоже редок и представлен почти исключительно на севере и востоке континента (рис. 33).

Рис. 33. «Радужный пояс», мотив I46. 1. Радуга — это яркие пояс или веревка. 2. Прочие варианты ассоциации радуги с тканью, ярким узором и т. п.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука