Для ребенка чужой язык — это песня, которую ничего не стоит запомнить, и, как только запомнишь, смысл прояснится сам собой. А для меня, сорокалетнего ученика-переростка, это головоломка, которую надо решить; шахматная задача с последней страницы вечерней газеты. Возможно, это относится и к стихам: они тоже имеют свойство с возрастом эволюционировать в сторону шахматных задач (недаром семидесятилетний Набоков выпустил сборник «Poems and Problems»). И хотя шахматист из меня никакой, я обнаружил, что «шахматный подход» — хорошая стартовая точка не только для изучения малагасийского языка, но и для переводов поэзии Рабеаривелу. Начать с ребуса, а там будет видно.
Рано или поздно старания дают результат. Тобой овладевает прямо-таки мальчишеская гордость, когда вдруг, неожиданно для самого себя, ты начинаешь расшифровывать окружающие тебя названия: «Сакаманга» — синий кот; «Ранумафана» — горячий источник; «Аналакели» — маленький лес… Или когда самостоятельно, без словаря читаешь свой первый малагасийский текст: «Ravao dia reny, Rabe dia ray. Miasa Rabe. Olona mazoto izy. Mamboly izy. Mafy ny asa. Vizana izy. Miasa koa Ravao. Manjaitra izy. Manasa lamba sy mipasoka ary mahando sakafo koa izy. Vary sy laoka ny sakafo. Matsiro ny laoka. Betsaka koa ny vary. Mamy ny aina». («Равау — мать, Рабе — отец. Рабе работает. Он — человек работящий. Он сажает огород. Это тяжелая работа. Он устает. Равау тоже работает. Она шьет, стирает и гладит платья, а также готовит еду. На обед — жаркое с рисом. Жаркое вкусное, риса много. Жизнь прекрасна».) Можно вспомнить того же Набокова, иронизирующего по поводу текстов из школьного учебника английского, где безликие оболтусы Том и Билл совершают какие-то неестественные и бессмысленные действия.
Вспомнилось и такое: 831-я школа, первый класс и первый диктант, состоявший из одного предложения. «У Гали был котик Барсик». Я умудрился налепить ошибок и получил трояк. Но был у нас в классе Леша Басаргин, который справился с заданием еще хуже. Он записал все в одно слово. Ему поставили двойку. Классная руководительница Лариса Ивановна зачитывала его шедевр всему классу: «Галикотибарака». Я пришел домой в прекрасном настроении. С порога выпалил, что получил тройку за диктант, но это пустяки, главное не это, а то, что Басаргин написал галикотибараку. «Представляешь, мама? Галикотибараку!» Маме было не до смеха. Зато теперь, тридцать с лишним лет спустя, я пересказал эту историю своей четырехлетней дочери, и она смеялась над «галикотибаракой» не меньше моего.
«Чем ты занимаешься, пап?» Я сказал, что учу малагасийский язык. Малороссийский? Ма-ла-га-сий-ский. Через некоторое время Соня сообщила, что тоже приступила к изучению иностранных языков, и не одного, а сразу двух: лампусского и кукарямбского. «Хочешь, чтобы я сказала что-нибудь по-кукарямбски?» Конечно, хочу. И Соня с самым серьезным видом выдает что-то вроде «галикотибараки». Звучит убедительно. Только, по-моему, это было по-лампусски, нет? Нет-нет, уверяет Соня, это по-кукарямбски; лампусский язык звучит совершенно иначе. Ей виднее. Она у нас в свои четыре года — художник слова и мастер каламбура. Говорит: «А знаешь, как зовут мужа Бабки Ёжки? Дед Йог!» Или: «Хочешь, папа, послушать стихи? У гуакамоле дуб зеленый…» Или читает верлибр собственного сочинения: «Долго бродил по улицам поэт, / Потом перестал бродить. / И услышал издалека: бип-бип-бип…/ И что он тогда подумал, / никто не знает». Вот она, поэзия, а ты говоришь «Рабеаривелу», «Переводы ночи»…
Кстати, правильно ли я перевел название? «Fandikan-teny avy amin’ny alina», во французском варианте: «Traductions de la nuit» Переводы ночи? ночные переводы? перевод с ночного? переведенная ночь? переводная ночь? переводы в ночи? ночь в переводе? Как бы то ни было, в Тане сейчас ночь, самое время вернуться к переводам.