Африканскими дорогами

Обычно жена кузнеца занималась гончарством. Она должна была принадлежать к той же касте, что и ее муж. Запрет жениться вне касты выделял ремесленников из крестьянской массы. К тому же очень часто кузнецы признавали, что имеют общего предка, а потому чувствовали себя связанными кровным родством. «Все члены одной касты, — писал малиец Бокар Ндьяйе, — считают себя братьями и в принципе обязаны помогать друг другу при любых, как плохих, так и хороших, обстоятельствах. Эта солидарность особенно проявляется, когда один из членов касты подвергается какой-либо обиде со стороны лица, не принадлежащего к данной группе. Но в первую очередь каста служит для самозащиты, и ее значение состоит в безопасности, которую она обеспечивает в повседневной жизни».

На деревенских рынках

Много бурь пронеслось над африканскими деревнями за последние десятилетия. И военный захват, и колониальная эксплуатация, и эпоха борьбы за независимость оставили здесь нестираемый след. Под соломенными конусами крестьянских домов появилось немало нового, но старое не было полностью разрушено, а лишь потеснено, отодвинуто в сторону. Прежние деревенские порядки оставались почвой, из которой вырастали первые побеги новой культуры и новых отношений.

Рядом со старыми фигурами вождя, знахаря, кузнеца, ткача даже в самых глухих деревнях появились новые — учителя, торговца, врача, шофера, партийного организатора. Их не давил жесткий панцирь общины, не душила клановая кабала. Будучи людьми более или менее образованными, с богатым жизненным опытом, они отвергали многие деревенские суеверия, сопротивлялись гипнозу страха перед миром духов природы и миром мертвых.

В деревнях Ганы, когда я просил мне рассказать, кто возглавляет местную организацию правившей тогда в стране Народной партии конвента, среди ее руководителей мне почти всегда называли людей одних и тех же профессий — учителя, чиновника, лавочника. И это, как правило, была молодежь.

Пожалуй, особенно характерной для новых времен была фигура торговца. Конечно, в Гане уже века назад торговали золотом, пряностями, тканями, орехами кола, наконец, рабами, но изменился и характер этой коммерции и характер посвятивших себя этому делу людей. Мне говорили, что, по местным представлениям, человек может разбогатеть, только разоряя других; он не создает богатство собственным трудом, умением или талантом. Кто же не стыдился пускаться в погоню за состоянием?

…У африканских рынков есть своя иерархия. На нижней ступени лестницы находится маленький придорожный базарчик, который я видел в Западной Нигерии, примерно в ста километрах от Абеокуты. Несколько женщин сидели рядом на низких деревянных скамеечках перед мисками с арахисом, орехами кола, апельсинами, коробками сигарет.

Некоторые рынки собирались только по определенным дням недели, другие работали постоянно. В Лагосе существовал ночной рынок, где покупатель при свете тысяч коптилок мог поесть, купить рубашку или сандалии, напиться. Имелись рынки специализированные, торгующие, скажем, только рыбой или орехами кола, и существовали громадные базары, странные прообразы универсальных магазинов европейских столиц.

Такой рынок я запомнил в Яунде. Его ряды были забиты яркими тканями, сверкающей эмалированной посудой, всевозможными бытовыми предметами. Штабеля бананов соседствовали с грудами ананасов и кокосовых орехов. Тяжелый запах сушеной рыбы смешивался со сладким ароматом фруктов.

Полными хозяевами здесь были бамилеке, предприимчивые, энергичные торговцы из самой крупной этнической группы Южного Камеруна. Мне рассказывали, что они держали в руках торговлю между югом и севером страны. Им принадлежали грузовички, на которых они транспортировали хлопок из северных районов к морю, а орехи кола, промышленные товары — в северные деревни. Они же под ростовщический процент ссужали крестьян деньгами, обеспечивая себе за бесценок будущий урожай с их крохотных хлопковых полей.

Невидимая паутина торговых связей опутывала всю страну. Однако совершенно независимые предприниматели были редкостью. Обычно африканский торговец служил как бы присоском щупальца, протянувшегося от колоссальных западноевропейских и американских компаний к африканской деревне. Благополучие такого коммерсанта зависело от согласия компании предоставить ему кредит, ссудить необходимыми товарами, поддержать в борьбе с конкурентом.

Лавка такого торговца почти не отличалась от крестьянского жилища. Глинобитный пол, окна без стекол, раскаленная железная крыша — здесь он принимал покупателей, здесь он и жил. Если бы не эта способность смиряться с самыми тяжкими условиями, торговец не был бы нужен западным компаниям, но характерно, что, даже разбогатев, он часто продолжал жить в предельно спартанской обстановке. Он оставался верен образу жизни своего детства.