Африканскими дорогами

С бананами история повторялась. На причалах абиджанского порта я видел, как зеленые кисти, издали неожиданно напоминавшие увеличенные виноградные гроздья, погружались запечатанными в прозрачные полиэтиленовые пакеты в трюмы кораблей. Они были срезаны на плантациях неподалеку от порта и стоили закупившим их компаниям гроши.

Напротив, цены на товары, завозимые из Европы, были высоки. Это било по кошельку крестьян каждый раз, когда они заходили в лавку ливанца купить ткань, керосин, мыло. Цены на все эти вещи были таковы, что деревня зачастую предпочитала обращаться за ними к собственным мастерам. Кузнецы, ткачи, гончары, сапожники изготовляли, как и в прошлом, все нужные крестьянину в его обиходе предметы.

Торговый «сезон» приходится в Тропической Африке на время сбора урожая. В это время скупщики, как стая саранчи, разлетаются по сельским рынкам. У камерунского писателя Монго Бети в его романе «Помни о Рубене» есть красочное описание того, как торгаши обманывают доверчивых крестьян. Он рассказывает:

«Среди многочисленных предписаний колониальной администрации существовало одно странное, совершенно нелепое запрещение продавать какао-бобы до восьми утра в любом поселении городского типа… Крестьяне, часто добиравшиеся из отдаленных мест или желавшие вернуться в свои деревни еще утром, чтобы не шагать по дороге, когда солнце в зените, прибывали в город очень рано и иногда должны были ждать долгие часы, во время которых на них обрушивались волны полубезумного красноречия зазывал…

Наконец на холме, где находились районные учреждения, зазвучали фанфары, указывая, что восемь часов наступило, что торговля могла начаться. Мужчины, несущие на голове или на плечах мешки, женщины, согнувшиеся от тяжелых корзин за спиной, крестьяне сбегались, теснились вокруг безмена, тараща глаза, чтобы лучше увидеть это чудо, воспеваемое неиссякаемым оратором-зазывалой. Каждая волна прибывающих вызывала новое движение в толпе; люди толкались и даже дрались, чтобы пробиться поближе к безмену, у которого стояли молчаливо улыбающийся желтокожий человек и здоровенный африканец с беспокойным взглядом.

— Успокойтесь же, мои братья, успокойтесь! — орал оратор. — Придет очередь каждого. Я вам только что сказал, на этом складе мы храним множество похожих на этот ящиков. Посмотрите! Они также набиты деньгами, как этот. Каждый получит свою долю. Сам бог вознаграждает вас таким образом. Эй, ты, там! Да-да, ты, старшина, подойди сюда, к нам. Дайте же ему пройти! Иди ближе к нам, почтенный!

Выбираясь из плотной толпы, мужчина, выглядевший величественным патриархом, храбро прокладывал себе дорогу, расталкивая людей руками и локтями, словно юноша, гордый оказанным ему вниманием… Очень высокий, он еще поднимался на цыпочках, выпячивая грудь под пиджаком из плотного грязного коричневого драпа с нашитыми кроваво-красными погончиками. Его петли были обшиты позументом, а полы низко спускались на брюки, оказавшиеся ужасающе узкими, когда старик сумел выбраться на цементный помост…

— Почтенный отец, — сумел, перекрывая гам, сказать ему зазывала, — почтенный отец, хозяин спрашивает, сколько какао ты принес.

— В моей семье одиннадцать человек.

— Да, в твоей семье одиннадцать человек, — подхватил зазывала. — Но разве каждый из них что-то принес?

— Женщины принесли каждая по двадцать — тридцать килограммов, мужчины — не меньше сорока каждый.

Положение казалось безвыходным. Зазывала, близкий к отчаянию, сделал тогда единственно мудрое в подобных обстоятельствах предложение.

— Позови своих людей, скажи им, пусть они идут сюда. А вы дайте пройти носильщикам этого почтенного старца. Он среди нас старший, и позвольте закончить сначала с ним. Мы уважаем возраст, как вы думаете? Ну, носильщики этого благородного старика, где же вы? Где?

Вместо дюжины людей, о которых шел разговор, целое племя захватило подступы к безмену, поглотив двух его прислужников — по-прежнему блаженно улыбающегося белого Ниаркоса и зазывалу Роберта, внешне еще более взволнованного и подвижного, чем раньше.

Сегодня Мор-Замба убежден, что тактика Роберта состояла в заманивании толпы; с теми, кто первыми проходил через испытание якобы удивительного великодушия белого торговца, обращались по-королевски, даже завышая оценку их товара. Рассеиваясь, они распространяли слух, что Роберт и Ниаркос платят цены выше официальных. Крестьяне стекались, возникала сумятица. Но очевидно, что пришедшие после старика в пиджаке с позументами не могли столь же, как тот, радоваться своей встрече с Ниаркосом и Робертом.