Африканское сафари

— Сколько помбе выпьют сегодня в твоей деревне? — Я сразу взял быка за рога, чтобы не оставить вождю времени на раздумья и чтобы он мгновенно сказал мне правду.

— Ну-у-у, примерно две канистры по четыре галлона каждая. Зачем ты спрашиваешь? — Голос выдал его внутреннее напряжение.

— А кто будет платить за такое количество помбе? — рявкнул я.

— Ну-у, — опять протянул Хамади, — собственно, никто. И при этом все. Вся деревня. Каждый должен что-то принести, — Вождь заметно опечалился, и я воспользовался моментом.

— Хорошо, поскольку я оказался здесь, я хочу вам немного помочь. Я уплачу за половину водки и деньги отдам тебе. А уж ты со своими разберешься, не так ли? — произнес я уже более миролюбиво.

Африканец выкатил глаза, в них сквозила безудержная алчность.

— Правда, бвана? И эти деньги ты отдашь мне? — Белки его глаз светились, как бриллианты.

— Да, вождь, но ты должен разрешить мне переправиться на ту сторону Руфиджи вместе с моей машиной. Естественно, ты поедешь со мной, чтобы я мог отдать тебе деньги и чтобы никто этого не видел. Что думаешь об этом? — осторожно спросил я.

— Сава,[44] сава, бвана. Я поеду с тобой, когда ты этого захочешь, — Глаза Хамади прыгали, словно в ритме тамтама.

— Отдай соответствующие указания, Хамади, и мы поедем, — Я посмотрел на паромщика. Тот искренне радовался, что сможет нас перевезти и за это получит свой небольшой, но верный бакшиш.

Во время переправы опять возникла канитель с вождем, который потребовал фантастическую сумму, но наконец успокоился, получив реальную цену — четыре тысячи шиллингов за канистру самогонки.

Так я избежал лишних хлопот и сохранил целый день времени. Расплатившись с Хамади, мы расстались с ним и направились к деревне Кингупира, находившейся в ста двадцати километрах.

— Кто знает, что нас еще ждет сегодня, мзее! — мрачно пророчествовал Панго, а Джума лишь качал головой в знак несогласия.

В одиннадцать часов утра мы выехали на одну из многочисленных равнин, окружающих заповедник Селус. Это крупнейший в Африке заповедник, по его границам люди не селятся. Иногда в этих местах поселяются дровосеки — они рубят черное дерево, но главным образом дерево мринга, которое лучше всего подходит для производства мебели, оконных рам и дверей.

Мы находились уже в часе езды от Руфиджи, когда при переправе через небольшую речку я услышал короткое постукивание по крыше «Тойоты». На берегу я сразу же остановился и спросил, что случилось.

— Вату, — пояснил Джума и показал рукой в сторону. Действительно, я увидел две фигуры, которые возбужденно размахивали руками. Африканцы находились в четырехстах метрах от нас. Я понятия не имел, что им нужно, но в этих глухих местах все возможно, поэтому прежде всего я проверил предохранитель дробовика, предварительно вынув ружье из креплений в машине. Это очень полезное приспособление — крюки, на которых держится оружие, снабжены специальными резиновыми прокладками. Практически можно мгновенно выхватить ружье и тут же стрелять. Что-то мне подсказало, что этим людям нужна была помощь. Мы подождали минут пять, прежде чем фигуры приблизились. Один из африканцев выглядел благородным верзилой, второй — помоложе, среднего роста, но мышцы его так и перекатывались под кожей, словно волны в море. Оба тяжело дышали, верзила от усталости сел на землю.

— Джамбо,[45] — поздоровался я, хотя был намного старше их, а по местным обычаям первым всегда должен здороваться младший. Я нарушил это правило только потому, что оба африканца задыхались от быстрой ходьбы и не могли вымолвить ни слова. Молодой африканец попытался ответить за обоих, но с его губ вместо слов срывалось что-то, больше похожее на хриплое собачье тявканье.

— Не торопитесь, не надо, — спокойно сказал я, — Вначале переведите дух, потом говорите. Вы хотите, чтобы мы подбросили вас до Кингупиры?

Оба отрицательно покачали головой, и младший выдавил из себя:

— Не-е-т!

После паузы слово взял верзила.

— Джамбо, бвана, джамбо кака, — первым делом поздоровался он. Молодой вслед за ним повторил слова приветствия.

— Тембо мбайя![46] — выпалил верзила и махнул рукой в том направлении, откуда они только что прибежали.

— Бвана, этот слон убил нашего рафики[47] и преследует еще одного. Мне и Кули удалось убежать. Мы лесорубы, у нас есть разрешение на вырубку леса. Наш лагерь находится в трех километрах отсюда, если идти по берегу реки. Это ужасно! Мой брат Суди погиб. Он полностью растоптан. Ужас, ужас! — добавил он тише, и по его лицу потекли слезы. Несколько минут никто не говорил ни слова, только плачущий верзила хлюпал носом.

— Слон-убийца, — негромко произнес я и красноречиво взглянул на Джуму, чтобы он выпытал из лесорубов максимум информации. Все-таки один чернокожий скорее поймет другого чернокожего. Я присел на камень и попытался понять, о чем шла речь. Они говорили на суахили, но оба моих следопыта — ньятуру, а эти лесорубы — из народа маконде, поэтому, изъясняясь на одном и том же языке, собеседники тем не менее не вполне понимали друг друга.