Агами

— Ты бы полегче со старым смотрящим, профессор, — вздохнул Паша.

Берман уже не слышал.

Всё было тяжко. И место найти спокойное, и Иваныча с работы вытянуть, и бумагу искать, ох как тяжело было находить бумагу… Но Паша Старый умел брать из зоны всё, о чём просил Берман. Да и не просил даже. Ставил в известность о своих потребностях. Но прошло время — два года и ещё пара месяцев, — и первый человек был послан в Агами: войти, выйти живым и вернуться. Обязательно надо было вернуться, а как ещё проверить? Фактчекинг есть фактчекинг. Условия эксперимента. Тяжело было: уйти с зоны, дойти до Агами с погоней, пройти через контроль, проверить собой, каким тебя видят «глаза смотрящего» — система распознавания — своим или чужим, выйти и аккуратно попасться спецназу. Потом выжить на допросах и вернуться в зону. В другое место бы не направили, здесь только и была спецтюрьма для бегунков.

Всё это Бермана с Иванычем не беспокоило, им нужен был только результат как подтверждение их расчётов и работоспособности экспериментального образца устройства. И Паша обеспечил им результат с первой попытки, подобрал парня из новых тамбовских, стремягу, что вором хотел стать, как Паша. Нашёл ему в поход охотника местного, тот довёл, иначе бы не дошёл тамбовский по этим местам. Вернулся с уважением молодой, но отбитый весь, долго не протянул в больничке, почки встали. Паша честно делал что мог: и врачей грел, и лекарства находил. Но не помогло.

Берман с Иванычем выдали и побочный продукт — связь. Паша не мог понять деталей, но ему и не надо было. Свою задачу он выполнял — доставлял в окрестные зоны собранную Иванычем по чертежам аппаратуру, какие-то транзисторы. Всё работало. Знали только свои, проверенные. Есть связь — жив ход воровской. Что-то вроде надежды зародилось в душе. Но и забот прибавилось. Тяжёлых забот, один шаг неверный — и под тонкий лёд, откуда хода уже нет.

Надо было искать людей на второй рывок. Местный имелся — Спира. Нужен был ещё дерзкий из блатных, преданный. Тут на зоне и появился Дима-Чума. А чуть позже Трофим.

День прошёл. Никто за Пашей не пришёл, и ничего хорошего это не несло. Кого-то ждали. Кого-то, кто не торопился. А такие люди — самые опасные.

Снова принесли еду, и Бунтын позвал тихонько:

— Старый, проснись. Еду надо есть быстро опять.

— Иду, — прокряхтел Паша и слез со шконки.

Глава 11. Все промахиваются

От жены Вадим однажды уходил.

— Ты алкоголик, Александров, — говорила она ему, пока он собирал две своих большие спортивные сумки, всё барахло его туда уместилось, — такие, как ты, до пенсии не доживают, а если доживают, подыхают в запое. Вали уже насовсем, надоел ты мне, и детям надоел. Тебя или дома нет неделями, или с друзьями по банкетам стаканами не чокаясь пьёшь, а потом блюёшь до утра в туалете. Ни выходных с тобой, ни праздников.

— Чего не доживают-то, — ругнулся он тогда, — чего ты каркаешь?

— А то ты не понял, — зло рассмеялась она, — боксёр кабацкий. Думал, про службу твою опасную скажу? Нет. Опять нажрёшься как-нибудь и полезешь к людям. Они разные бывают, люди эти, сам же знаешь. Попадёшь на такого же идиота, но поздоровее. Ладно, я без мужа живу, так детей же без отца оставишь, придурок!

— А чего без мужа-то? — совсем разозлился он.

— Ой, отстань, вспомни, когда у нас было последний раз, алкаш.

Совсем она тогда разошлась, но, чтобы на это возразить, слов Вадим подобрать не смог. Был грех, нажирался и лез к людям. Дрался, бывало. Ничего поделать с собой не мог, зарекался много раз: выпить человеческие двести врастяжечку — и домой. Или пива две кружки. Но нет, двести тянули ещё по столько, а то и поболее. А потом появлялись разные грубые люди, которым надо было объяснить обязательно, что так, как они, жить нельзя, хотя и так, как он, нельзя, а надо по-другому, правильно жить. Вот из-за этого «правильно» и «неправильно» и цеплялись.

Спасало то, что боксёр, мастер спорта, как-никак. А иногда и это не спасало, люди разные попадались, два раза руку ломал, одну и ту же, правую, в одном и том же месте, в предплечье. Мучился потом: не от боли в руке, от стыда, мужик всё же, жена вон и дети страдают, смотрят, как он в гипсе и с похмелья шатуном по дому мудохается.

На службе тоже косились. Начальство прощало до поры, всё-таки опытный, ценный кадр, как вербовщик, может, не очень — Вадим сам не понимал, почему так, ну не хотели ему верить люди, и всё тут, — но в поле равных нет. Квартиру или дом негласно осмотреть, машину изучить, положить чего надо куда надо, чтобы потом кто надо изъял это и предъявил человеку, дескать, хранишь запрещённое, господин нехороший. Подготовить господина к сотрудничеству или наказанию.