Агами

А потом Аарон Яковлевич увидел у многих оружие. Такое, какое видел у охранников. Точнее то самое, что видел у них.

— Да, профессор, — ответил на незаданный вопрос Паша, — бунт. Подняли зону, пока ты спал.

И рассказал как. Не стал только говорить, что утром шепнул «хозяину», чтоб сваливал, и почему это сделал, тоже говорить не стал. Не всё надо знать людям рядом. Арсений Иванович заслужил, чтобы шкуру дали спасти, да и понял всё сразу, исчез с зоны через час после разговора со Старым. Умён, что говорить.

А потом началось. Шестеро блатных, которых накануне чуть не опустили в бараке Паши, доверие братвы отработали по полной. После обеда, когда у столовой толпились зэки в ожидании конвоирования по отрядам, блатные предъявили вертухаям двух дохлых мышей, якобы найденных в каше. Нашли или не нашли, разбираться поздно, факт, что находили раньше, бывало. Народ заволновался, вертухаи заорали благим матом, а потом вызвали подмогу и увели всех шестерых зачинщиков в дежурную часть, оформлять в штрафной изолятор на воспитание. По дороге те не сопротивлялись, терпели, иначе было нельзя — наручники бы нацепили и отмудохали раньше времени.

— Должен сказать, хорошо, что не отмудохали, — вставил Аарон Яковлевич.

Паша ухмыльнулся и отметил, что когда не отмудохали — это всегда радость. Порадовался, что профессор уже встаёт сам, и продолжил рассказ.

Заведённые в дежурную часть блатные выждали момент, когда вертухаи проорутся и начнут писать рапорта, и устроили бойню. Пробили головы трём сотрудникам, двоих положили «на глушняк», остальных тоже люто поломали — всего десять их там было. Сами потеряли троих тоже «наглухо»: попали под шальные пули старшего смены, тот сдуру начал палить во все стороны. Остальные живы и вполне здоровы. Прощение братвы заслужили. Тревогу дежурные объявить не успели.

Остальных по зоне повязали мужики, тихо и без крови. Один из сотрудников уже оказывает поддержку, вон, профессор может посмотреть сам, устанавливает аппаратуру.

— Сладкий? — поразился Аарон Яковлевич. — Он же злой, как цербер.

— Переобулся. Скоро остальные начнут, вот увидишь. Когда поймут, что подмоги не будет.

— А её не будет?

— Ты думаешь, зачем мы здесь технику тебе таскаем, профессор Яковлевич? — кратко резюмировал вводную беседу Паша.

Профессор Берман мягкотелостью не отличался никогда. Научный мир суров, чудаковатые, всклокоченные и наивные учёные существуют только в глупых сценариях. Но ровный, местами насмешливый, а порой одобрительный тон, которым Паша произносил страшные слова — «на глушняк», «наглухо», «люто поломали», заставлял вздрагивать. А потом всё стерлось и ушло далеко на задворки сознания, которое озаботилось иным. Вдруг стало нужно быстро совместить, настроить, запустить массу разных, изначально неприспособленных к тому устройств. Задача заполнила время и пространство вокруг. Всё остальное перестало существовать. Аарон Яковлевич впал в блаженство — момент высшего напряжения ума — и забыл о боли. Ходил по палате и коридору, где разместили часть аппаратуры, резко бросал короткие команды, иногда останавливался и курил.

Через час был установлен полный контроль над всеми автоматическими системами колонии. Вообще над всеми — от закрывания и открывания дверей до системы распознавания людей в периметре и за ним.

Только тогда Аарон Яковлевич сформулировал и задал вопрос, который болтался где-то рядом с гортанью, но не находил момента:

— Паша, почему мы не в здании администрации всё это, — он повёл головой в сторону мерцавшего только что созданного аппаратного комплекса, — устраиваем?

— Эх, профессор, не знаешь ты хода ментовского, — рассмеялся хрипло Паша. — Мент же ждёт, что зэк, если бунт поднимет, пойдёт в администрацию громить и там обоснуется. Потому те места самые опасные, их и штурмовать будут в первую очередь. Мы там для виду народец запустили, китайцев молодых с нашей братвой беспредельной, пусть пошуруют, пошумят. Мы с тобой тут пока поработаем. Спокойно. Тепло.

— Разумно, — согласился Аарон Яковлевич. — А как же другие зоны?

— Много поднялось зон, и ещё поднимутся. Мы первые.

— Профессор! — прервал разговор Владимир Иванович. — Гости летят.

На одном из экранов, транслирующих данные внешних камер, показались два тяжёлых вертолёта.

— Максим, — позвал Паша, — глянь, кто к нам?

Лицо напряглось, хотя говорил Старый с чуть наигранной усмешкой.

Максим подошёл. Спешно подошёл, даже торопливо. Присмотрелся.

— Космонавты. Спецназ тюремный, что вас на шмонах ломает. Полсотни бойцов. Приземлятся на площадке, займут плацдарм. Стрелять будут на поражение. С вертушек поддержат. Кстати, долго летели, раздолбаи. От нас связи нет уже почти три часа.

Он очень спокойно держался. Словно в жизни случилось главное — он почувствовал себя нужным и способным сделать нечто большое. И делал, надо сказать. Очень оказался полезным и хватким, Аарон Яковлевич даже отметил себе — способный.

— Ну что, Максим Олегович, мы принимаем бой? — вежливо по содержанию, но с едкими блатными интонациями, врастяжечку и с вызовом проговорил Паша.