Денис Александрович слушал экстренные доклады и ничего не хотел понимать. Именно так, понимал, но не хотел понимать. Дежурные группы спецназа пенитенциарного управления выдвинулись на объект «Нарьян-Мар» вчера в 16.45. Связь с ними потеряна на подлёте к колонии. Оба вертолёта, как показали данные спутниковой съёмки, потерпели катастрофу практически одновременно. Не успели даже отстреляться по зданию дежурной части колонии, где наверняка засели организаторы.
От этой мысли Денис Александрович поморщился недовольно — и от того, что катастрофа, и от того, что результатов съёмки пришлось ждать долго, почти до полуночи. Собственных возможностей подобного рода не имелось, а партнеры по Конвенции рассматривали массовые беспорядки в некой архаичной колонии аборигенов, упрямо живущих в нелепо созданном укладе, по остаточному принципу. Это было слишком очевидно, чтобы не понимать, — аборигены, архаика, лубок, брать в руки можно лишь в исследовательских целях, ради изучения вымирающей колонии вируса. Вымирающей в результате выработки организмом-носителем иммунитета. Хотите есть себе подобных, сапиенсы, — ешьте, сказали им, но только своих и без возможности неограниченного воспроизводства кормовой базы. Вашего влияния будет хватать ровно на то, чтобы удержать в узде сервильных, но пассионарных мы будем принимать за забором.
Так эти Джоны Смиты и рассматривали недовольных — как
А ещё эти офицеры молодели и становились ниже званиями. Снижение ранга куратора — маркер утраты значимости колониального руководства, это Денис Александрович не мог не осознавать. Оттого готовился к каждому разговору всё более тщательно, пытался искать и создавать событийность, наполненность, но события и наполнение становились всё мельче. Не о том же докладывать, что вчера был избит хулиганами в парке?
Не о том, конечно. Но массовые беспорядки, грозящие развалом, окончательным уничтожением системы, пусть пока в одной колонии, с катастрофой двух тяжёлых вертолётов и гибелью бойцов спецназа — в этом Денис Александрович был уверен — событие. Не могло быть сомнений в том, что здесь и сейчас помощь будет оказана. Но снова прозвучало это слово — ресургенты, было объявлено о принятии информации к сведению, рекомендовано ожидать данных спутниковой съёмки и самостоятельно стараться локализовать и купировать беспорядки.
А потом упал второй вертолёт — у другой зоны, с которой тоже была потеряна связь. И общее количество потерь сотрудников спецназа пенитенциарного управления приблизилось к сотне. Лишь потом пришли спутниковые данные, от которых ясности не прибавилось, напротив, стало очевидно, что ситуация критическая, произошёл системный сбой в работе лазерных установок распознавания и уничтожения «объектов, не имеющих допуска или ограниченных в допуске к перемещению в кластере „Печора“».
Ночью работали — если судорожные совещания, где все прятали глаза и ждали команды, можно назвать работой. Да, такие уверенные и страшные, когда нужно забирать людей под утро из кроватей, обыскивать дома и допрашивать арестованных до кровавой слезы, сейчас молчали. Умные и обученные, уверенные в сакральной значимости своей закрытой общности, хотели услышать такие распоряжения, чтобы после них, когда все разойдутся по кабинетам, сразу заработало что-то важное, о чём знают только самые главные, самые посвящённые.
Но придумать такие распоряжения главные и посвящённые не могли. Масштаб — вот что не давало поверить в реальность происходящего. Постепенно перестали выходить на связь почти все колонии кластера «Печора». Нарастало ощущение тотальной катастрофы.
Что могли и умели органы государственной безопасности в их первозданном виде, в задумке и в легендах лучших лет KGB? Да всё что угодно, кроме общевойсковых операций стратегического характера! Локальную войну, с блокированием множества анклавов и подавлением всякого в них сопротивления, тогда, при KGB, могли и своими силами осилить, да и позже вполне могли подтянуть ментов или гвардейцев каких-нибудь, заточенных на такие — карательные — операции.