Агасфер

Он выжил, попал в больницу, пролежал несколько дней в коме. На сырой земле остался продавленный след его тела, честно говоря, ему значительно повезло. С 7-то этажа-то. Не суждено ему было умереть, он должен жить, вечно жить и скитаться, но с тем он был решительно не согласен.

Как и всех самоубийц, наше заботливое государство, откачав, поместило его в специальную клинику, психиатрическую, и там его привязали к кровати. Конечно, чрез несколько дней его буйность спала, врачи потеряли бдительность, развязав его, и стали позволять ему только лежать в кровати спокойно, ничего делать не позволялось, ни читать книги, ни пользоваться телефоном, буквально ничего, только лежать и глядеть в потолок. Никого не впускали и принимать он никого не желал в особой комнате. Выжив, он себя, казалось, проклял, изничтожил и унизил. Даже убить себя не смог, а теперь обязан агонизировать здесь, с врачами перестал особо контактировать, ему даже ногти подстригали и кормили медсестры, никакой самостоятельности, даже при ходьбе в туалет нельзя было полностью дверь закрыть.

Эта ходьба была единственной возможностью его встать с кровати, прогуляться и увидеть скудный мир, состоящий из доступных ему нескольких метров коридора и набитой суицидниками палаты. Врачи были непоколебимы.

Проходит конец второй недели, Егор уже реально чувствует себя безумным, он ни с кем не говорит, не реагирует на звуки, он полностью погружен в себя, он инертен, он беспомощен, он опустошён, но только снаружи. Внутри же кипит интеллектуальная жизнь, думы переходят из одной в другую, он оценивает каждое мгновение своего прошлого, стихи, которые учил, книги, которые читал, фильмы, которые смотрел, даже людей, с которому он общался, вспоминает как-то по-другому, он ценит всю свою жизнь, ведь сейчас её уж точно нет.

Когда ему медсестра подстригла ногти, она забыла забрать ножницы и он их припрятал. Он их держал под подушкой, их никто не видел. Он выждал время и, попросившись в туалет ночью, стал вскрывать там вены, сильно и напористо, но медсестра поняла, что происходит в этом туалете, открыла дверь и зачем-то спасла. Забота о благополучии самоубийц – абсурдное занятие.

Теперь он снова лежит прикованный к постели, его привязали и закрепили, он буйный и сейчас лёгким испугом не отделается, за него возьмутся крепко, тем более, медсестры получили выговоры и стали обозлены на него особенно. Он проклят жить настолько вечно, насколько это возможно.

Егор от безысходности стал смотреть в окно, а там летит розовый воздушный шарик, накачанный гелием, благостно дрейфует по голубому небу с крестом от самолётов, так медленно, аккуратно, грациозно. Позже он поднимется на высоту и лопнет от давления, как ни в чем не бывало. И сколько таких шариков лопается за год?