Агасфер

–Дорогой, я не понимаю, что там пришло, мне твои друзья стали хором писать, хорошо, что я тебя уговорила СП в ВК поставить, иначе бы они меня не нашли. Они говорят, что ты отправился на кладбище к матери, зачем? Не обращай внимания, если они могли тебя расстроить. Давай я приеду на такси и мы поедем домой.

–Что ты мне со своей очереддддной помощью начинаешь звонить,-… предла…гать её, насильно затолкать в меня – поверь уж… НЕ НУЖНО. Пошла ты… не хочу тебя слышать… эти вечные потуги житейской добродетели уже вывели меня… ведь они фальшивы.

И он сбрасывает трубку, он минует всё, телефон отключает, потому что звонки продолжались, и вот Егор на кладбище. Долго искать маму ему не пришлось, пару поворотов, недалеко вроде бы Ива плачет, цветёт сирень в могиле безымянного ребёнка-грудничка и, главное, сбоку, в метрах 10, гордо возвышается пространственно-монументальный мемориал какого-то воровского авторитета или бизнесмена.

Дождь, как возник из ниоткуда, так и загадочно ушёл в небытие, осталось только сырая, ликвидная почва под ногами, рыхлая такая. Егор все ноги измазал в этом, но всё-таки решительно пришёл, несколько раз, правда, ошибся и свернув к другому месту. Ориентироваться в Ростове-папе по мраморным монументам воров на кладбище было слишком опрометчиво, нужно было брать в комплексе, но это было бы непозволительно очевидно для героя, посему он это проигнорировал.

Вот он – гроб, калитка и забор до колен. Калитка для вида вешалась, ведь даже неумелый бомж-сирота или малолетняя педовка возьмёт конфеты с вашего столика без малейших аберраций, просто перешагнув. Егор все равно церемониально открыл калитку, как калитку – у воров калитки и заборы побольше, кованные и аж до таза, а тут вместо калитки протянутая чёрная алюминиевая цепочка с крючком, до которой нужно было наклоняться.

Егор сел на узкую скамейку из дерьмового дерева, которое должно с год на год сгнить от дождей. Вода в дождях зачастую из Дона, а он гниёт, не только водоросли в нем, так и от его воды все закономерно может лишь сгнить. Думал, что дальше ему следует делать: то он испытывал смягчение, умиротворение и негу, то приходил в ярость, агрессию, тоску. Эти противоречивые чувства диалектически представляли его единство. Он был взаправду противоречием. И какая сторона должна возобладать?

Он обдумывал слова, сказанные в диалоге, что все его коренья о смерти связаны с матерью, что он прекрасно осознает вину в её смерти, которую он раньше переносил на случившийся выкидыш. Он красочно вспоминает детство или как ему недавно писал угрозы хаваль матери, который её же бросил во время беременности, а он ему ещё пощёчины отвешивал ни раз.

Вспомнил он, что в детском садике он со своим врагом, таким несерьёзным, какие бывают в детстве, одновременно освоил плевки в друг друга, хоть по сути они играли, даже агрессии не было, соревновались, кто больше обплюёт кровать другого, кто рьянее, обильнее. Это, конечно, заметили воспитатели. Они были недовольны, обозлены и заставили матерей стирать эти зафаршмаченные простыни. Выбора не было, хотя некоторые же философы говорят о свободе воли, по сути мать Егора могла бы послать и ничего не стирать, но можно ли это рассматривать как вариант – нет, к сожалению.

За это Егора мать не ругала, хоть и была разочарованна, что читалось по её глазам, а вот её хахаль, Колясик, провёл обучающую беседу на повышенных тонах, пока та отлучилась, и, когда ребёнок стал заигрывать с ним, взрослый мужчина плюнул в него и сказал: тебе же это нравилось, когда это делал другой ребёнок, а сейчас тебе приятно, во взрослой жизни никто ни в кого не плюёт, это оскорбительно, это унизительно. Запомни эту истину.

Он запомнил только ту её часть, что плевок в лицо – оскорбительно, унизительно, а про непозволительность совсем не подумал, точнее, упустил это из памяти.

Егор тяжко привстал, алкоголь после такой пробежки по кладбищу растёкся своими паралитическими силами по вздыбленным нервам, они были встряхнуты и позволили отраве растечься по сим активнее. Он подошёл к кресту, вспомнил о смерти, о плевках ещё раз и… плюнул в него, после – начал кричать, точно говоря, используя всю концентрацию:

–Ты даже после смерти не дала мне полноценного покоя… доводишь меня, знаешь, не понимаю, где здесь правда, а где – ложь. Верю ли я в то, что это непреодолимые чувства забвения, смерти мне достались лишь в силу твоей гибели… твоего конца, не хочу я в это верить, это ложь. ЛОЖЬ.