Агасфер. Вирусный транзит

— Зимы здесь, в Северном Китае весьма холодные. Сегодня ночью на термометре было минус двадцать семь градусов по шкале Цельсия, а бывает доходит и до минус сорок градусов! В таких условиях солдаты нашей доблестной армии порой несут в окопах и во время вылазок обидные небоевые потери. Солдаты страдают от обморожения конечностей, и ученым «Отряда 731» поручено найти способ минимизировать эти потери. Твои руки, тренированные на раскраске шелка, могут делать моментальные зарисовки различных частей тела и воспроизводить их в цвете. Ты должен заменить нашей группе цветную пленку фотокамеры, художник! Талант, который раньше служил тебе для создания прекрасных узоров и праздничных нарядов японских женщин, теперь будет служить великим целям и задачам, стоящим перед Императорской армией! Ты будешь фиксировать результаты наших опытов на разных стадиях обморожения конечностей…

Прервав мурлыканье, майор поглядел на художника, едва державшегося на ногах и стоявшего с крепко зажмуренными глазами, затопал ногами и заорал:

— Немедленно открой глаза, вонючий мазила! Чистоплюй несчастный! Когда доблестная армия императора воюет, ты, наверное, рассчитываешь отсидеться в сторонке и продолжать раскрашивать тряпки для грязных гейш?! Ничего подобного! Сейчас ты отправишься во внутренний двор, где проходят эксперименты по обморожению конечностей. Ты будешь внимательно смотреть на то, как холод убивает человеческую плоть и зарисовывать все изменения. Вечером ты покажешь мне свои наброски, а к завтрашнему дню тщательно раскрасишь сделанные эскизы! Я лично проверю твою работу — и горе тебе, кусотаро, если я обнаружу в твоих рисунках неточности или неверную передачу цвета! Если это произойдет, завтра после обеда опыты по обморожению будут проходить на твоих вонючих руках и ногах! Пошел вон!

Мияко неверными шагами направился к двери, но был остановлен:

— Постой, скотина! На улице холодно, и твои краски могут замерзнуть. Сержант, выдай ему горшок с углями! И присматривай за негодяем — чтобы он не давал никому греться!

Сержанта отнюдь не обрадовало то, что ему поручен присмотр за художником. Вместо того, чтобы коротать время за игрой в кости или карты в караульной у теплого камелька, ему надо будет до самого вечера приплясывать на ветру от холода, и, того и гляди, самому поморозить ноги. Оскалившись, он крепко ухватил художника за воротник и поволок на выход, мечтая остаться с ним наедине и от души выбить из него слюнтяйство. Майор, догадавшись о предстоящей экзекуции, окликнул его:

— Не вздумай повредить ему руки, дерьмовая голова! И вообще не трогай, понял? Эй, мазила, погоди-ка!

Подскочив к художнику, майор зловеще улыбнулся и снова замурлыкал:

— Если смоченные холодной водой конечности держать открытыми при сильном морозе, то процесс обморожения будет развиваться буквально на глазах. Кожа конечностей сначала побелеет, потом покраснеет, а под конец приобретет фиолетовый цвет и покроется волдырями. Ты должен будешь зафиксировать все эти этапы на бумаге, мазила! После этого конечность сделается багрово-черной, а позже, когда наступит полное обморожение, почернеет, как обрубок на моем секционном столе. Кожа и мускулы затвердеют, произойдет паралич конечностей… Все это я надеюсь увидеть завтра на твоих рисунках. А если не увижу — заставлю сожрать эту падаль! Ступай!

Едва переставляя ноги, Мияка выбрался в коридор. Его отвели во внутренний дворик, больше похожий на каменный мешок, опоясанный по периметру рядом скамеек. Указали на одну из них, поставили рядом горячий горшок с углями и велели приготовить краски.

Каменный мешок стал наполняться: надзиратели, вооруженные короткими кусками железной арматуры, вывели во двор с десяток заключенных, позвякивающих ручными и ножными кандалами. Солдаты вынесли несколько лоханей с водой, установили электрические вентиляторы. По команде надзирателей пленники разделись и разулись, и, дрожа от холода, опустили в лохани кто руки, кто ноги. Вентиляторы погнали по каменному мешку ледяные сквозняки.

Мияка с ужасом смотрел на происходящее. Подопытные, дрожа от холода, безуспешно пытались кутаться в рванину, отворачивались от вентиляторов, то и дело стали украдкой вынимать руки и ноги из лоханей с ледяной водой, растирать немеющие конечности. Но надзирателя были бдительны: заметив непорядок, они тут же спешили к нарушителю и нещадно лупили его железной арматурой.

Постепенно стоны несчастных начали стихать: холод сделал свое дело, и подопытные, потеряв чувствительность в руках и ногах, оцепенели. Художник под выразительными взглядами солдат и надзирателей спохватился, отогрел краски и взялся делать наброски.