Однако американские летчики смогли рассказать очень немногое. Когда их привели в хижину из «медвежьего дома» и оставили на попечение айнов, те встретили «постояльцев» весьма приветливо. Напоили горячим отваром каких-то трав, позволили с удобством расположиться у самого очага. Отогревшись, пилоты незаметно для себя уснули. Разбудил их какой-то шум и выстрелы снаружи. Скоро айнов куда-то позвали, и они вышли. Потом снова была стрельба, и айны вернулись в явно подавленном настроении. Женщины плакали, мужчины переговаривались тихими голосами. Посовещавшись, хозяева снова дали летчикам какой-то отвар, после чего их потянуло в сон. Проснулись они недавно, когда в хижине никого не было. Возле очага лежала вязанка поленьев, стояли деревянные чашки с какой-то едой, похожей на распаренные и растертые зерна овса.
– Снаружи хижину охраняют! – сообщил пленным перед уходом капитан. – При попытке бегства часовому приказано стрелять на поражение.
Выйдя из хижины, капитан распорядился:
– Когда рассветет, обойди лагерь, поищи следы этих дикарей. Хотя, я думаю, это бесполезно – они ушли навсегда. Впрочем, своим уходом они решили за нас самую главную проблему, капрал! Я все ломал голову – что сказать Охотнику насчет его семейства? Теперь мы скажем: они ушли с айнами. Не забудь как следует осмотреть чум и уничтожить следы крови!
– Но Охотник хороший следопыт, господин капитан! Он захочет догнать дикарей и вернуть семью. И если догонит, то может узнать правду…
– Пусть сначала вернется! – махнул рукой Томео. – Если он привезет механика и тот возьмется починить самолет американцев, то нас это вообще не должно беспокоить.
– А если нет, господин капитан? – рискнул возразить Сино. – А если он вернется без механика, или тот подтвердит слова американцев о невозможности починки самолета?
– Капрал, солдат императора должен глядеть в будущее бодро и с оптимизмом! И вообще: будем решать свои проблемы по мере их появления! Не забудь покормить собак второй упряжки и приготовиться к поездке. Я хочу сам взглянуть на этот самолет. Как только Охотник вернется, мы отправим американцев под конвоем к берегу моря пешком, а сами поедем на собаках часа через два-три. Насколько я понял, отсюда до самолета не более двух ри… Кстати, готё Сино: я надеюсь получить свой завтрак не позже чем через час!
– Слушаюсь, господин капитан: через час!
– Не позже чем через час, идиот! – не выдержав, сорвался Томео. – Это означает, говенная голова, что завтрак командиру можно подать и через пятнадцать, и через тридцать минут!
– Что-то у японцев происходит, Арчи! – Райан с трудом поднялся на ноги и проковылял к дверному проему, за которым исчезли капитан и его приспешник.
Не прикасаясь к грубому куску полотна, выполняющему в хижине роль двери, он приник к щелочке и попытался осмотреться.
Лефтер промолчал. Вчерашний день положил начало серьезному отчуждению между ним и Райаном. Началось все, конечно, с того, что тот неожиданно напился. Раздосадованный его эгоизмом и тем, что своим поступком второй пилот легко переложил на командира и товарища хозяйственные хлопоты, Лефтер ушел за хворостом, а позже клял себя за то, что отсутствовал слишком долго. Вернувшись из лесной экспедиции и обнаружив исчезновение Райана, командир был серьезно обеспокоен его судьбой. Кляня товарища – если бы тот не напился, то плена могло и не быть – Лефтер брал часть вины за случившееся и на себя.
Попав и сам в плен к одичавшей японской солдатне, Лефтер был страшно рад, поняв, что его второй пилот здесь и что он жив. Но когда японский офицер, поболтав о туземных обычаях, приказал своим солдатам посадить Лефтера в медвежью клетку за компанию с Райаном, на смену радости пришли гнев и разочарование товарищем. Кто просил проклятого пьянчужку распускать язык и выболтать японцу все подробности насчет груза? Поймав его на вранье, японец и приказал поместить его в медвежью «тюрьму», которая по зимнему времени вполне могла оказаться смертельной ловушкой.
А как вел себя Райан в этот момент? Уж, во всяком случае, не как подобает американскому офицеру!
Когда солдат, забравшись на верх бревенчатой клетки, стал отодвигать пару бревнышек, чтобы засунуть туда Лефтера, Райан плакал и скулил, хватал японца за ботинки, умоляя выпустить его. Он пытался дотянуться до самодовольного японского офицера, обещая рассказать ему все, что ему нужно, взывая к его жалости – так, что Лефтер даже прикрикнул на товарища, призывая его вести себя достойно.
Он продолжал кричать и звать японца и тогда, когда капитан ушел в свою хижину…
Лефтер и сам был в отчаянии, прекрасно понимая, что в тесной деревянной «камере», на морозе, не имея даже возможности разогнуться, узники обречены на медленную и мучительную смерть от переохлаждения. Однако он сознавал, что криками и призывами к жалости и милосердию ничего не изменить. А вот то, что японец рассчитывал улететь на их «груммане», давало шанс на то, что замерзнуть насмерть пилотам все-таки не дадут.