Агасфер. Вынужденная посадка. Том I

Абверу в Москву о происшествии пришлось докладывать: сроки выезда «на дело» были обговорены и жестко москвичом регламентированы. Не удержавшись, Алдошин сообщил и о своих сильнейших подозрениях о причастности к налету Проперухина: о его неожиданном визите в гараж, требовании взять в компаньоны и сервизе из гаражного «бункера», тут же появившемся в бутике Семенова.

– Очень похоже, – хмыкнул в трубку Абвер. – Хотя с другой стороны, антикварная лавка нашего друга на острове единственная. Куда жуликам еще нести профильную добычу? Ладно, разберемся со временем. Сколько времени тебе на ремонт авто потребуется?

– Не меньше недели – если двигатель целиком покупать и менять. Но с деньгами напряг, Владислав Николаевич!

Алдошин был уверен, что Абвер, посуливший ему целую квартиру в столице, с легкостью финансирует если не покупку новой машины для совместной работы, то уж любой дорогостоящий ремонт наверняка. И ошибся.

– Твои напряги – твои печали! – отрезал Абвер. – Выкручивайся сам. Без компаньонов только, понял?

Пришлось выкручиваться – благо Виктор Семенов, видимо, так и не оставивший надежды войти в долю многообещающего проекта под водительством Абвера – сделал Алдошину вполне благопристойное предложение, отказываться от которого было просто глупо.

Через два дня после визита Алдошина он позвонил и многозначительно пригласил подойти – глянуть кое на что. Это «кое-что» оказалось добром из гаражного «бункера».

– Звонит мне тот жулик, что сервиз принес и интересуется: не нашелся ли, мол, покупатель? Нашелся, говорю, приглашаю зайти за деньгами, – рассказывал Семенов. – Он обрадовался, спрашивает – может, еще кое-что возьмете? Неси, братан! И организовал твоему жулику встречу на высшем уровне – с привлечением службы безопасности нашего торгового центра. Короче говоря, взяли мы его в оборот, заставили написать отказ от претензий в обмен на свободу. И отпустили, до смерти радого…

Проперухин жестом фокусника сдернул со своего дивана кусок полотна, под которым оказались упакованные свертки. Упаковка была алдошинская, прямо из бункера.

– Ну, что, доволен, Миша? – суетился Семенов, доставая из серванта пузатую бутылку и два фирменных тяжелых стакана. – Поскольку ты не за рулем, по пять капель коньячку надо принять, Миша! Слушай, у меня к тебе предложение, кстати: извини, но я тут полюбопытствовал относительно того, что жулик принес. Заглянул в свертки. Есть вещицы перспективные, мне понравились, а ты все равно уезжаешь из города. Хочешь, оставь мне на хранение. А хочешь – продай – деньги-то все равно нужны, а? С учетом сервиза дам тебе четыреста штук, рублями… Как смотришь?

– А где остальное? – мрачно поинтересовался Алдошин. – Тут половины нет, что у меня из гаража «попятили».

– Миша, ты что? – Семенов от обиды даже всплеснул руками. – Что принесли, тому и рад! Документов у жулика, естественно, не было – ребята из эсбэ у него отпечатки пальцев сняли. Найти его при желании можно, он наверняка в органах на учете состоит. Но – это уже не мой вопрос, Миша! Хочешь – ищи сам, и «выколачивай» из него свое добро тоже сам!

Положение у Алдошина было безвыходным. Поторговавшись, он «выбил» из Проперухина дополнительные 150 тысяч, на том и расстались.

Загнав микроавтобус в автосервис, Алдошин решил, раз вынужден простаивать, то время ремонта можно использовать продуктивно. И начать целесообразно с поиска документов в областном центре. Захватив бутылочку арманьяка, он пошел к директору областного исторического архива, Петру Александровичу Штырю. Свою нужду объяснил намерением написать книгу.

– Ну, ты и времечко выбрал! – посочувствовал Штырь. – Сорок шестой год – время безвластья. Информационная дыра на нашем острове. Советские войска в августе 1945 «спустились» с 50-й параллели до самого юга, японскую армию смели, а население японское осталось. Со своим самоуправлением, старостами в поселках и в небольших деревнях. В городках побольше и крупных портовых центрах командовали наши военные, конечно. Их архивов не осталось: увезли с собой при передислокации либо уничтожили. Гражданское управление на Сахалине начали вводить только зимой-весной 1946 года. Но там с документами тоже негусто. Прикинь: вся отчетная документация о работе сельхозартелей, заводов, лесозаготовителей и рыбаков – на японском языке! Так и пересылали в Тойохару, нынешний Южно-Сахалинск…

Алдошина архивная производственная документация не интересовала – ни на русском, ни тем более на японском языках. Но свой конкретный интерес к двум первым месяцам 1946 года, ограниченном к тому же территорией нынешнего Долинского района области, он афишировать не спешил. Ну, территориальный интерес он еще мог как-то объяснить: откуда-то, мол, надо ведь начинать. А вот ограниченный временной промежуток мог вызвать недоумение и любопытство.