Агасфер. Вынужденная посадка. Том I

– А еще тебе, Миша, надо наших краеведов потормошить. Я тебе списочек сейчас дам. Они хоть люди старые, суетливые, а порой и надоедливые, а все ж пользу иногда приносят. Кстати, и в Долинске такой «кузнечик» живет. И обрати внимание на первое и второе имена в списке. Эти люди приехали на Сахалин в пятидесятых годах, опубликовали по несколько книг о первых послевоенных переселенцах. По своему опыту знаю, что, написав книгу, имеешь еще несколько блокнотов или тетрадей неиспользованных материалов!

– Спасибо! Когда в партийные «конюшни» допустите-то?

– А хоть и сейчас! Возьми пока в читальном зале описи, выписки сделай и мне заявку занеси перед уходом. Я завизирую, и завтра дела из хранилища спустим…

Алдошин просидел в архиве до конца недели: партийные архивы оказались обширными и многословными. По целому дню «лопатить» документы терпения у Михаила не хватало, да и затылок к обеду уже начинало ломить. Большинство протоколов и документов к тому же оказались в рукописном виде. И уйма времени уходила только на разбор почерков и вникание в суть витиеватых порой предложений. Раздражали Михаила и бесконечные ссылки на мудрые указания товарища Иосифа Виссарионовича Сталина и даже цитаты из его газетных статей. Продраться сквозь эти почерки, выцветшие чернила и зубодробительные славословия было непросто, и Алдошин несколько раз ловил себя на отчетливом желании схалтурить. Забросить весь этот архив к чертовой матери и отрапортовать Абверу, что ничего не найдено. Ну, не станет же перепроверять!

Однако пара листов бумаги, приготовленных Алдошиным для заметок и выписок, медленно, но верно превратились в полтора десятка. «Улов» был не слишком богатым, но кое-что нащупать удалось. Конечно, все это пока было «промежуточным», второстепенным. Каждую фамилию, дату или ссылку на любопытный факт следовало еще проверять и уточнять. Причем пока Алдошин даже не представлял себе – где и у кого все это можно проверить. И можно ли вообще?

В пятницу последнее дело было просмотрено и сдано обратно хранителю, и Алдошин вышел из архива с двойным чувством – облегчения и тоски. Насчет облегчения – это ясно: партийный архив отработан. Тоску, до зубной боли, вызывала грядущая необходимость общения со старичками-краеведами.

Начну с понедельника, твердо решил про себя Алдошин. Машину ему обещали выдать уже в субботу, и он намеревался для обкатки нового двигателя закатиться с ночевкой на рыбалку. А Абвер со своими сроками пусть горит синим пламенем!

Ретроспектива-3 (январь 1946 года)

Восточное побережье Сахалина

– Ну, что, напарник, подобьем наш хреновый баланс? – нарушил долгое молчание Лефтер.

Пилоты, чтобы согреться, разожгли походный примус и накрыли его жестяным коробом, вытряхнув перед этим из него хранившиеся сигнальные ракеты и фальшфейеры. Чтобы примус «не задохнулся», по краям днища, ставшего импровизированной плитой, пришлось пробить отверстия.

Поначалу, придя в себя после аварийной посадки, экипаж на спасательном плотике добрался до края полыньи и даже сумел подтянуть к себе амфибию – спасибо, боковой ветер помог. Беглая ревизия «груммана» ничего, кроме разочарования, не принесла: было ясно, что своими силами самолет не отремонтировать. Тросы тяги рулей и инструмент в багажном отделении нашлись – а вот лопастей пропеллеров интендантская служба в реестре запасных частей не предусмотрела. Да если бы и предусмотрела – для их замены требовались отнюдь не полевые условия.

Кроме того, было деформировано левое крыло «груммана» и напрочь погнуты стальные откосы поплавка на консоли правого крыла – результат столкновения с дрейфующей в полынье льдиной.

Быстро темнело, и потерпевший бедствие экипаж летающей лодки поначалу принял было решение разбить палатку для ночлега на льдине рядом с самолетом. Однако у восточного побережья Сахалина, было гораздо холоднее, чем на более южном японском острове Кюсю, где дислоцировались основные военно-воздушные силы Экспедиционного корпуса: здесь термометр показывал всего +5 по Фаренгейту (‒15 градусов Цельсия). С учетом пронизывающего ветра теплее, естественно, не становилось, и та самая импровизированная плита из примуса и жестяного короба в насквозь продуваемой палатке имела нулевой согревающей эффект.

К тому же припай под ногами ощутимо шевелился, а издаваемые при этом стонущие звуки путали все мысли, и летчики, не сговариваясь, в нарушение всех правил, перенесли примус с коробом в пассажирский отсек «гуся». Чтобы разместиться в более или менее комфортных условиях, все четыре пассажирских кресла пришлось демонтировать. Амфибия, разумеется, к этому времени успела выстыть, однако герметичность фюзеляжа давала шанс если не отогреться, то, по крайней мере, не продрогнуть до костей. К тому же аккумуляторные батареи «груммана» были полностью заряжены, что позволило включить полное освещение и превратить пассажирский отсек амфибии в довольно уютное местечко.