– Старику, наверное, уже лет сто. И контузия, с которой он к нам зимой попал, его очень подкосила. Ему в сарай из винтовки нынче не попасть, не то что в человека! Не там ищете, молодой человек! И не уходите, пожалуйста, от насущных вопросов про переполненную покойницкую! Тепло скоро придет, лето не за горами – что я с трупаками вашими делать буду?!
Забродкин, не дожидаясь дальнейших неудобных вопросов, поспешил с доктором распрощаться. Попутно распрощавшись и с зацепкой насчет возможной причастности к «охоте» на бродящих по тайге японцев старого гиляка.
В штабе Забродкин слышал, что того минувшей зимой даже к награде хотели представить – за активную помощь в ликвидации вооруженного бандформирования. Но не представили – ибо документов у старика не оказалось вообще никаких – ни советских, ни японских, ни царских дореволюционных, каторжной поры.
Что же касается «охоты» на остаточные группы японских солдат, то она началась примерно с месяц назад. В конце апреля железнодорожный обходчик, проходя свой участок в двух километрах от станции Отиай, обратил внимание на стаю галдящих воронов прямо за лесопосадками полосы отчуждения дороги. Японец подумал, что это может быть сбитая локомотивом корова или лошадь и отправился поглядеть.
В городе, как и на всей освобожденной летом прошлого года территории Южного Сахалина, было голодно. И даже усиленный железнодорожный паек заставлял персонал все время промышлять в поисках съестного. Да и время было голодное – весна, только-только пригорки на Сахалине под неярким здешним солнышком вытаяли, а ровные места, не говоря уже о низинах, были еще в глубочайшем снежном плену. Ни старухам корешки какие собрать, ни скотине, изрядно за зиму отощавшей, травки не пощипать.
С ножом в руке обходчик подобрался к месту пиршества воронов – однако, приглядевшись, бросился наутек и остановился только возле конторки бригадира обходчиков, в самом Отиайе. Выслушав обходчика, бригадир позвонил вышестоящему начальству, а тот – в городскую комендатуру. Через три часа на ручной дрезине к указанному месту прибыл дознаватель Особого отдела лейтенант Забродкин в сопровождении двух солдат конвойной службы и железнодорожного бригадира.
В кустах они нашли три трупа японских солдат в донельзя потрепанном обмундировании. У всех было по аккуратной пулевой «отметине» в черепе, а трупы были сложены рядком, словно выставлены напоказ.
Следы волочения показывали, что солдаты-окруженцы были убиты неподалеку, на опушке тайги. Оружия при них не оказалось, однако на месте происшествия дознаватель нашел в снегу несколько гильз от японской винтовки «арисаки», из чего сделал вполне закономерный вывод о том, что врасплох был захвачен только первый убитый; оставшиеся пытались отстреливаться, но тоже были сражены меткими выстрелами.
Следующую «партию» из пяти трупов окруженцев нашла старуха-японка, отправившаяся из райцентра в лесную хижину, служащую летним убежищем для пастухов: там она рассчитывала найти припрятанный с осени племянником куль овса. Дойдя до хижины, она убедилась, что овес еще раньше успели найти солдаты-японцы. Но злак им на пользу не пошел: все пятеро лежали около хижины с простреленными головами.
Еще четверо окруженцев были убиты возле стана рыболовецкой бригады. Но в отличие от двух первых случаев, там не обошлось без свидетелей. Ими оказались солдаты из отдельной пулеметной роты, стоящей на окраине районного центра. Прослышав про то, что японская рыболовная бригада успешно ловит навагу, несколько лихих ребят, пользуясь попустительством командира, отправились рано утром на побережье для «отхожего промысла». Однако там мародеры, приготовившие для добычи два десятка мешков, наткнулись не на рыбаков, а на окруженцев, пришедших к соотечественникам с голодухи. Японцы заняли в избенке круговую оборону и успешно отбили неумелую атаку русских солдат, у которых из оружия только и было, что пара трофейных пистолетов.
Горе-пулеметчики начали отползать к опушке, однако тут в дело вступил неизвестный стрелок, засевший на высоком дереве у поляны и сумевший за несколько минут полностью подавить японскую «оборону». Снайпера солдаты разглядеть не сумели: они только видели, что стрелял тот с высокого дерева на опушке. И, без сомнения, мог при желании перебить и их.
Тот же лейтенант Забродкин, выехав на место происшествия, арестовал мародеров и долго пытался добиться от них описания внешности стрелка – и не добился. Видеть снайпера никто из них не видел: как легли после открытого японцами огня лицами в снег, так голов и не поднимали. А кто пытался оглянуться – пуля снайпера тут же впивалась в снег рядом с их головами.
Когда с обороной рыбачьей лачуги было покончено, снайпер спустился с дерева и ушел. Единственной добычей дознавателя стали восемнадцать винтовочных гильз, подобранных у дерева на опушке, да твердое убеждение, что стрелял кто-то из своих – зачем же иначе ему оставлять свидетелей?