– Тогда я попытался бы найти этот клад, – грустно подтвердил Агасфер. – Найти и уйти с ним в Харбин. Ничего не поделаешь, Андрей: играть всегда нужно честно, даже с врагами! Гляди, Ефимов «племянник» как на «солонки» смотрит – как сеттер на болоте замер, только что одну ногу не поджал! Странный все же тип! Зачем он с нами увязался? Давай догонять остальных, сын! Вот и с Марией Родионовной я нынче даже не поздоровался.
Андрей поднял голову, поглядел на Ханжикову, покосился на отца:
– Да-да, Мария Родионовна… Я и забыл! Ты не ради нее случайно о жизни в России подумываешь, отец?
Берг крякнул, покрутил головой и не нашел, что сказать.
– Нет, ты не подумай, я не лезу в твою личную жизнь, папа! Я хочу сказать, что мы совсем ее не знаем. Ты не знаешь, вернее…
– О России я скучать начал еще до твоего рождения, Андрей! И мадмуазель Ханжикова здесь совершенно не при чем. Грустная она все время – ты обратил внимание? Даже когда смеется – в глазах грустинка. И она, как мне кажется, не от хорошей жизни в этакую глушь забралась… Впрочем, у всех своя жизнь, у всех свои тайны.
Отец и сын поднялись на насыпь, миновали так и пребывающего в глубокой задумчивости Рейнварта и пошли вслед за остальными. Когда поравнялись с Ханжиковой, Андрей, пробормотав что-то вроде извинений, ускорил шаги и ушел вперед.
– Ну-с, как вы спали на новом месте, Мария Родионовна? – бодро осведомился Берг.
– Признаться, не очень, – повела плечами она. – Сверчки трещали изо всех сил, скрипело что-то… Выбралась на улицу, воздухом подышать – птица какая-то прямо над головой громко так кричала, ровно напильником по железу.
– Коростель, наверное, – кивнул Берг. – Они безобидные, Мария Родионовна, птицы. Люди нынче гораздо опаснее!
– Почему нынче? – вскинулась Ханжикова. – Люди всегда, во все времена были друг другу опасны. Впрочем, в компании с вашей экспедицией чувствуешь себя в безопасности!
Берг молча поклонился.
Помолчали. После небольшой паузы Ханжикова тронула Берга за локоть:
– Михаил Карлович, вы вчера вечером за столом… Насчет переезда в Россию пошутили, конечно?
– Отчего пошутил? Приходят порой такие мысли, – избегая определенности, отозвался Берг. – И места в Сибири есть замечательные, и люди попадаются хорошие…
– А вам интересно мое мнение?
– Почту за честь узнать, Мария Родионовна.
Некоторое время Ханжикова молчала, словно подбирала нужные слова. Потом заговорила – быстро, словно боялась, что не успеет закончить свой монолог:
– Знаете, мне кажется, что желание бросить все и уехать куда глаза глядят у людей сродни с неким юношеским максимализмом, когда кажется, что все проблемы можно решить одним махом. Если заглянуть в глубь веков, то сам переезд или кочевание с места на место, у людей всегда был связан с поиском новых пастбищ, источников воды, рыбы, золота, железной руды, лесов с шишками, грибами, мест обитания диких животных… Понимаете, о чем я хочу сказать, Михаил Карлович?
– Разумеется, – внимательно слушая необычный монолог Ханжиковой, Берг на мгновение обернулся, не желая упускать из виду отставшего Рейнварта.
– Так вот, если вы всерьез размышляете о переселении в Советскую Россию, Михаил Карлович, вы должны даже не трижды – три тысячи раз подумать о своем эскепейрстве[41]
, – продолжила Ханжикова. – Вернее, не о том,Агасфер внимательно поглядел на собеседницу. До нынешнего дня он и не предполагал сколько-нибудь серьезно задуматься о возвращении на родину – слова об этом родились у него спонтанно, под влиянием доброжелательной обстановки и, может быть, лишней стопки самогона. Однако страсть в голосе Марии Родионовны его просто поразила. Он вдруг осознал, что, спеша дистанцироваться в глазах сына от этой женщины, действительно ничего о ней не знает.