Агат Кристин: Кубок Стихий

– А-а, Сапожник, привет, – осклабился Агат, с морды которого стекала вода. – А вот и я. Соскучился?

Босой Сапожник служил в этом доме уже порядка десяти лет и от того все понял с полуслова. Распахнув пошире дверь, он отстранился, позволяя господам протащить молодого хозяина в дом, после чего с грустным вздохом закрыл дверь.

Раздеваться Агат начал еще в холле. Отстранив от себя поддерживавшего его друга, он расстегнул и скинул с плеч жилет прямо на пол. Подошла деревянная лакированная вешалка на длинной ножке – шуточка Малька, родного брата Агата. Нагнувшись, она безмолвно подцепила брошенную хозяином одежду и деловито удалилась в свой угол. Следом за жилеткой в разные стороны полетели башмаки. Их подобрал уже Босой Сапожник. Причем с таким пиететом, как если бы это были пуанты примы-балерины из королевского гранд-театра.

Агат расстегнул рубашку, но снимать ее не стал. Так, с голым пупом, он направился было к пышной лестнице на второй этаж, но Пашка догнал друга и, по приглашению мажордома, проводил налево в гостиную. Там молодого хозяина дома насильно усадили в кресло. Босой Сапожник сообщил господам, что известит хозяина дома и деловито удалился из зала.

Скорчив недовольную рожу, Агат попытался было встать с кресла, но Павел силой удержал его на месте. Встав за спинкой кресла, он надавил на плечи друга и не давал даже дернуться.

– Полегче, охотник, – возмутился юный граф. – Ты не на работе, а я не твой подопечный, не нужно меня прессовать.

– Поверь, друг, это я еще не прессую, – возразил молодой оперативник, наклонившись и шепнув в самое ухо Агату. – Ты еще не видел, как в нашей конторе прессовать умеют.

Скорчив очередную рожу, Агат проворчал, что-то не вразумительное. Скрестив руки на груди, он решил пока потерпеть произвол своего друга, закинув ноги на столик с графином и фужерами. Хрусталь в ответ лишь жалобно звякнул.

Гинденбург в их разговоре не участвовал. Заложив руки за спину, он прохаживался вдоль стены, разглядывая висевшие на ней фамильные портреты дома Кристинов. Как будто сроду не видел. Двести раз в этом доме бывал, каждую царапину на обоях, наверное, уже давно изучил.

Распахнув двери могучей рукой, в гостиную стремительно вошел камергер королевского двора Александр Кристин, хозяин этого дома, а также отец этого пьяного недоразумения в кресле. Мужчина он был крупный телом и суровый лицом, как и все северяне, носил густые усы и такую же шевелюру, некогда рыжую, но уже кое-где побитую сединой. Окинув взглядом комнату, он подошел к подавшемуся навстречу Гинденбургу и первым делом поздоровался с ним. Павлу просто кивнул и тот деликатно качнул шляпой в ответ.

Агат же, при появлении отца, шустро убрал ноги со стола, запахнул рубаху на голой груди, вжался в кресло и вообще постарался казаться в размерах меньше, чем был на самом деле. Притих, как мышонок, опустив взгляд, и не издавал ни звука, пока отец разговаривал с гостями.

– Прошу прощения за вторжение, – казенным тоном произнес комиссар Патруля, виновато разведя руками, – но обстоятельства таковы, что нам пришлось явиться без предупреждения.

Александр Кристин кивнул, но промолчал, давая комиссару возможность изложить все детали дела.

– К нам поступила информация о безобразном происшествии, – продолжал Гинденбург, – драка с гостями столицы в одном из уважаемых салонов города. Среди прочих фигурантов значился и молодой граф Кристин. Я счел правильным вытащить его из кутузки, так же изъял протокол, а дальше, господин камергер, вы со своим отпрыском разберетесь сами.

С этими словами патрульщик достал из внутреннего кармана камзола тот самый протокол, который так старательно выводил сержант, и протянул его хозяину дома.

– Можете оставить себе, как сувенир.

Натужно улыбнувшись, Гинденбург раскланялся с камергером королевского двора и, кивнув своему молодому сотруднику, направился к выходу. Павел молча последовал за начальником, но у дверей остановился и обернулся. Взором полным сочувствия и беспокойства, он посмотрел на друга.

Род Саул был выходцем из южных провинций королевства, Кристины же наоборот северяне, но, не смотря, на это, Агат и Пашка очень быстро сдружились еще в детстве, вопреки на столь очевидной разнице в темпераментах. Ведь дисциплины в Павле было столько же, сколько халатности и разгильдяйства в Агате. К тому же Кристины это титулованный род, не раз и не два отмеченный за заслуги перед королевством. Саулы же не были даже баронами, но Агат ни разу не заикнулся о таком неравенстве.

Потом была совместная учеба в колледже. Те, бесконечные проказы, которые они устраивали вдвоем во время всего срока обучения, чуть не свели с ума директора колледжа и тот был невероятно счастлив, когда Саул и Кристин схлопотали-таки наконец свои дипломы и покинули альма-матер.