Агата Кристи. Свидетель обвинения

В тот день, 3 декабря, вернувшись, по обыкновению, из клуба домой уже под утро, Арчи налил себе чаю, затянулся сигарой, после чего, стараясь на подругу жизни не смотреть, совершенно спокойно, деловым тоном, словно речь шла о покупке холодильника или поездке в Геную (любил Лигурию!), напомнил ей о том, о чем говорил еще летом. Он влюблен в другую женщину и хочет развестись. И чем раньше, тем лучше. «Ее зовут Нэнси Нил, – уточнил он. – Ты наверняка ее помнишь, она бывала у нас дома». Ее, как и в тот раз, в августе, охватила паника, она почему-то, облизнув губы и нервно поправляя прическу (как всегда, когда волновалась), пустилась в извинения, словно была в чем-то виновата. Стала сбивчиво говорить, что поменяет свой образ жизни (в котором не было ровным счетом ничего предосудительного), и попросила о трехмесячной отсрочке. И, чтобы снять напряжение, предложила мужу, по сути уже бывшему, поехать на уик-энд в Йоркшир, в чем ей было под благовидным предлогом незамедлительно отказано: «Боюсь, не получится, дорогая: давно уже договорился с друзьями провести выходные у них в Хартморе». После чего она, вдруг сообразив, в какое унизительное положение сама же себя поставила, взорвалась и пригрозила: «Не поедешь со мной в Йоркшир – дома меня, когда вернешься, не застанешь». Арчибальд – он и не думал возвращаться – был, как видно, к этой вспышке готов, и с невозмутимым видом заявил, что ему уже давно надоело «разгадывать эти шарады», и он уходит. Сказано – сделано: потушил сигару, допил чай, взял со стола газету и, сказав на прощанье, что разводом, если она будет противиться, он займется сам, без ее участия, вышел из дома, сел в машину и уехал.

Он уехал, а она вспомнила, как еще ребенком, играя в «исповедь» (чистосердечные ответы на прямые вопросы), на вопрос: «Самое большое несчастье?» ответила: «Это когда меня разлучают с тем, кого я люблю».

Тогда-то окончательное решение и было принято. «Но продуман распорядок действий, / И неотвратим конец пути…» Не зря же она сочиняет детективы – шесть романов уже увидели свет, заканчивает седьмой.

Записки, адресованные Карло и Арчи, были написаны и оставлены на столе в прихожей, чемодан наскоро собран (несколько платьев, ночная рубашка, две пары обуви). Она спустилась вниз, потом передумала, вернулась, как была – в шубе и шляпке, – в гостиную, где посидела минут пятнадцать – а вдруг Арчи все-таки одумается и вернется? Просидела, глядя на висевшую на стене картинку – обложку ее книги, вышедшей в «Bodley Head»: за темно-синей занавеской застыл человек в ярко-красном халате; в глазах у него ужас, в руках свеча, в свете свечи видно, как кто-то склонился над столом, а в дверях неподвижно стоит высокая женщина с накидкой на полных плечах. Наконец, решительно встала, взяла чемодан, вышла на улицу, медленно, словно нехотя, направилась к гаражу и, громко сказав вслух: «Так тому и быть!», села за руль недавно купленной «моррис-коули». И, отъезжая, подумала: «При чем тут шарады?!»

Глава первая О пользе сметаны, или «Одинокое время»

1.

Когда зимой 1890 года миссис Фредерик Алва Миллер (друзья называли ее почему-то Кларой) обнаружила, что беременна, она первым делом заявила кухарке, что отныне сметану следует подавать к столу три раза в день, а не только к завтраку. Про целительное действие фермерской сметаны она, впрочем, узнала давно, одиннадцать лет назад, когда была беременна старшей дочерью Маргарет (или Мэдж, как ее звали в семье). Спустя еще год Клара родила сына – Луиса Монтента (домашнее имя – Монти), и точно так же трижды в день отдавала сметане должное. Помешанная на диете (и вообще на здоровье), она знала толк во «вкусной и здоровой пище», чему ее научила старшая сестра матери – тетушка Маргарет, корпулентная, добродушная, отзывчивая, при этом весьма прижимистая особа с актерскими замашками. После того как Кларин отец, капитан Бэмер, неполных пятидесяти лет разбился насмерть, упав с лошади, и двадцатисемилетняя Мэри-Энн, мать Клары и еще четырех детей, осталась без гроша, Маргарет забрала девятилетнюю Клару к себе.

Жилось Кларе у тетушки невесело, хотелось домой, и она бы совсем затосковала, если б не племянник тетушкиного мужа, состоятельного американского бизнесмена, красавец Фредерик Миллер. Фредерик был старше Клары на восемь лет, отличался бурным темпераментом, безоблачным, чисто американским оптимизмом, неустанно развлекал Клару, когда приезжал в Англию, историями из американской жизни, по большей части выдуманными, и шутил напропалую. «Я уставала смеяться», – жаловалась тетушке влюбившаяся без памяти в юного американца семнадцатилетняя Клара. Она и в самом деле души в нем не чаяла, и это при том, что, играя в популярную в те годы «исповедь», лучшими качествами мужчины назвала «твердость, нравственную смелость и честь», коими Фредерик, увы, не отличался, уж твердостью-то во всяком случае.