Агата Кристи. Свидетель обвинения

Примером того, как виртуозно владеет Агата Кристи искусством диалога, как сценично ее литературное мастерство, может служить роман 1933 года «Смерть лорда Эджвера» (к слову, прекрасно переведенный, что в случае с Кристи случается далеко не всегда). Этому роману, как никакому другому, повезло с экранизацией. В 1934 году, всего через год после выхода книги, на экраны вышел кинофильм, где Эркюля Пуаро сыграл Остин Тревор. Спустя полвека в телевизионной постановке по этой же книге главную роль сыграл Питер Устинов, а еще через пятнадцать лет, в 2000 году, роль великого сыщика виртуозно исполнил Дэвид Суше. Ниже короткий обмен репликами из этого романа, взятый почти наугад:

– Не бегите так, – произнес веселый голос.

– Добрый день, – сказал я. – Где это вы прятались?

– В том же зале, что и вы, за соседним столом.

– Что-то не заметил. Как дела в магазине?

– Отлично, благодарю вас.

– Суповые тарелки пользуются успехом?

– Суповые тарелки, как вы нетактично выразились, пользуются успехом. Когда они всем порядком надоедят, придется придумать что-нибудь другое. Например, пузырь, который будет крепиться ко лбу с помощью пера.

– Какой ужас!

– Вовсе нет. Должны же мы помочь страусам. Они уже давно живут на пособие по безработице.[41]

Детективные романы, особенно современные, не могут похвастать глубиной психологического анализа. Агата Кристи – а после нее и Рут Ренделл, которая в своих детективных романах подробно исследует психологию и жертвы, и преступника, – исключение; близкие родственники Агату недооценили – психолог она ничуть не хуже, чем криминалист. Джеймс Бентли, робкий, диковатый молодой человек («Миссис Макгинти с жизнью рассталась»), выбирает в кафе столик, чтобы «смотреть либо в стену, либо в угол, лишь бы – не на людей». Карлотте Браун присуще «обаяние незаметности» – не с себя ли писала Агата Кристи героиню «Смерти лорда Эджвера»? Как и равнодушную мать Виолу Марл («Сверкающий цианид»).

Как и Пуаро, Агата Кристи приметлива к деталям, подробностям, казалось бы, несущественным. В ее детективах всему ведется строгий учет, нет ни одного лишнего предложения, непродуманного слова. Ее проза, казалось бы, легкая, неинтеллектуальная, но читать ее надо со всем вниманием. Всё увиденное или сказанное, даже вскользь, даже на ветер, может повлиять на развязку, пренебрегать нельзя ничем, ни единым словом: в ее детективных романах значимо всё, каждая мелочь – и чем «мелочнее», тем важнее.

Ей удается передать характер человека, его привычки, образ жизни и мысли через вещи, его окружающие, ему принадлежащие; передать одушевленное через неодушевленное. Вспомним содержимое чемодана убитой поденщицы миссис Макгинти, откуда «поприветствовать Пуаро выкатились нафталиновые шарики»: поношенное длинное черное пальто… две пары туфель, завернутых в газету… гребень и расческа, далеко не новые, но чистые, выщербленное зеркало, посеребренное сзади… фарфоровая собачка, вырезка из газеты – рецепт изготовления джема из овощной мякоти… сенсационная статейка о летающих тарелках. Из этого перечня узнаёшь о человеке больше, чем из непосредственного с ним общения или из рассказа о нем, даже самого подробного.

Есть у Агаты Кристи и своя Йокнапатофа, и не одна. Это маленький, затерянный в провинции городок, который не меняется столетиями и который – вспомним Бродского – даже «присутствием на карте» не гордится. Такие городки (в иных переводах они названы деревнями, селениями и даже деревушками) писательница, вспоминая свое детство в Торки или в Илинге, описывает со смешанным чувством ностальгии и иронии, порой довольно горькой. В сущности, городок этот всегда один и тот же, как его ни назови. В Сент-Мэри-Мид, где живет мисс Марпл, или в Лонг-Бейсинге («Тайна третьей девушки»), или в Лонг-Мэдоуз («Миссис Макгинти с жизнью рассталась») жизнь течет – а лучше сказать, стоит – «монотонная, полная скуки и однообразия», один день ничем не отличается от другого – если, конечно, вдруг не убьют миссис Феррар или фабриканта вагонных колес Роджера Экройда. Лишь дерзкое преступление способно нарушить размеренно-благополучный ритм жизни заштатного городка. Но вот убийство раскрыто, и идиллия (если такое существование можно назвать идиллией) восстановлена.