Агатовый перстень

—  Я докажу... преданность делу ислама. Увидите — докажу. Пусть смотрят все... Сюда! — вдруг закричал Амирджанов и вскочил на ноги. Он выхватил шашку и взмахнул ею. Тотчас же толпа отделилась от ворот и дви­нулась к возвышению.

Только теперь можно было различить, что толпа сос­тояла из двух категорий людей. Босые, безоружные бе­жали впереди четыре дехканина, их подгоняли нагайками толстомордые всадники.

Встав в позу, Амирджанов крикнул:

—  На колени... Я привел их к тебе, святой ишан. Су­ди их! Суди по законам священного шариата! Суди спра­ведливо.

Он не стал ждать ответа и приказал, ритмично взма­хивая саблей:

—  Господин святой ишан. Ты видишь их. Они чернь, они всегда гнули спину. Зять халифа взял их, мусульман, в своё священное войско, а они... Правильно говорят: бедняк — смута в войске. Остерегайтесь бедняков. Они враждебны тебе. Берегитесь! Не медлите ни одной мину­ты... Сгибай им спины, сгибай им шеи... Туши огонь, кро­тость — беда! Будь беспощаден! Доброта — беда.

Речь возбуждала его все больше. Он хрипел.

—  Рази врага... не уставай... Кончай с врагом!

Амирджанов спрыгнул с возвышения и, прыгая, уда­рил шашкой стоявшего впереди. Удар оказался столь неожиданным, что человек не успел поднять руку. Амирд­жанов ударил второго. Всадники, точно по сигналу, с воем обрушили свои сабли на головы остальных. Никто не кричал. Никто не успел помешать чудовищному избие­нию.

По чистому двору растеклись пятна крови.

Тогда встал святой ишан. Он мрачно глянул на ещё вздрагивающие тела, перевёл взгляд на мертвенно блед­ного доктора, на распалённые лица амирджановских ну­керов. Из калиток и дверей вышли люди. У всех были в руках винтовки, но никто не двигался.

Ишан сохранял невозмутимое спокойствие. Он переби­рал четки и думал. Молчание его испугало Амирджанова. Он стоял опустив шашку, по которой стекала кровь, и су­дорожно глотал воздух. Амирджанов, видно, и сам был ошеломлён своим поступком. Задыхаясь, он шагнул к ишану, пытаясь что-то сказать. Но из глотки его выры­вались только невнятные, неразборчивые звуки.

—  Не... ные... а... в мирах...

Локайцы вытирали клинки и засовывали их в ножны. Вдруг выражение испуга появилось на их лицах.

—  Убрать! Вам, мясникам,    говорю! — прозвучал го­лос ишана. — А ты, господин Амирджанов, подойди... По­говорим.

Всё ещё бледный, с трясущимися руками, доктор, ста­раясь не смотреть на Амирджанова, проговорил, едва шевеля губами:

—  Убивать беззащитных!.. Ни в чем неповинных!

Движением руки ишан остановил его.

—  Опасны звери, которые убивают, когда голодны. Но в семь раз опаснее звери, которые убивают, когда сы­ты. Опаснее всех сытый человек. Увы, жизнь наша на земле — пять дней в гостях, и многие смертные не умеют дер-жать себя в гостях достойно... Таких прогоняют... Он думал дать нам взятку... — Ишан показал на лужи крови. — Заслужить милость. Он думал, что я тот судья, которому дали взятку пять огурцов, а он присудил пять дынь... Ничего   тебе не поможет, хитрец. Дурно­му человеку и днём темно и ночью... Знай,   что когда зверю приходит смертный час, он бежит прямо на ловца.

—  Вы, Сеид Музаффар, говорите загадками, — криво усмехнулся Амир-джанов. — Вы правы, эти преступники сами пришли ко мне... с жалобами, но позвольте вам на­помнить: вы ничего не сказали на повеление господина главнокомандующего, вы пренебрегли мной — послан­цем самого главнокомандующего.

—  Гм... гм... Если бадахшанские горы превратятся в рубины, то стоит ли любоваться каждым бадахшанцем? Я ещё поговорю сам с Энвером.

Амирджанов с тревогой следил за каждым движени­ем ишана и не заметил, как во дворе появился всадник. Несмотря на жару, он был в меховой шапке и хорошем ватном халате. Легко спрыгнув с коня, он подбежал, не обращая внимания ни на кого, к ишану, и быстро за­шептал ему что-то на ухо.

Лицо ишана напряглось. Он внимательно слушал.

—  Так... час настал... Он громко крикнул:

—  Седлать коня!

Амирджанов посмотрел на него с удивлением.

—  Позвольте  спросить.  Вы  к  главнокомандующему?

—  По пути, начертанному судьбой, душа моя  Амирджан.

—  А я? Что делать мне? Что я должен сказать зя­тю халифа?

Не ответив, ишан спутился с возвышения.

—  Идем, — резко сказал Амирджанов доктору, — за мной. Вы ещё мне нужны. Вы ещё будете меня лечить. Только попробуйте бежать. Смотрите   за ним! — крик­нул он своим нукерам.

Ишан уже шёл по двору, направляясь к своей келье.

В такт шагам он медленно повторял слова:

—  Что... скажешь... ты... Амирджан... зятю... халифа?.. гм-гм.

Они проходили мимо кучи навоза, в которую были во­ткнуты четырёхзубые вилы.

—  Что ты скажешь? А? Ты мог бы ему сказать, что весы ангела Джебраила с точностью уже взвесили хоро­шие и плохие его дела, но...

Вдруг он резко повернулся и очутился лицом к лицу с Амирджановым, который шел за ним следом. Тот испу­ганно произнёс: «А!» — и попятился.

Сеид Музаффар вытащил вилы из навозной кучи и начал с интересом их рассматривать.

—  Не правда ли, интересные вилы, господин Амирд­жан?

Недоумевая, но почему-то побледнев как смерть, Амирджанов пожал плечами: