Агент «Никто»: из истории «Смерш»

- Правильно. Помнишь характеристику, которую ему написали ребята, которые вели его в радиоигре? Герой, да и только! В наградной отдел! Тогда нужно было уберечь его от нас с тобой, от правосудия…Потому и биографию новую написали, в которой не было лейтенанта абвера Кравченко, а был какой-то «темный» Максимов из деревни Голодяевка, непонятно, где служивший, как оказавшийся в плену.Уберегли, отвели от «вышки», которая неминуемо ему светила, окажись он в 45-м пред светлыми очами Особого совещания.Теперь надо было чистить его немецкий мундир; лейтенант германской разведки и в русском плену должен быть «белокурой бестией». И события начинают разворачиваться, как в кино: его кладут в госпиталь - там ничего не выгорает; охрана, кругом глаз да глаз, пристрелят при попытке к бегству, и только! Его - в больницу. Там он морочит голову докторам и нянечкам, писает в штаны - кует железную легенду! А потом - героический побег. Ты правильно усмехался насчет побега: от тех ребят, которые его стерегли, мышь не ускользнула бы! А он бежит, скрывается, и попадается, когда пришла пора попасться. Тут в дело подшивается характеристика, в которой он - такой-сякой, антисоветский элемент, верный фюреру и рейху, короче - сволочь! Чуть не перегнули. Оказывается, нашелся прокурор, который настаивал на расстреле Кравченко! Я узнавал, точно.

- А мне казалось, вы забыли об этом деле, товарищ полковник.

- Закури, чтоб не казалось. И не перебивай.

- Виноват. Курю!

- Так вот, удалось отвести его не только от «вышки», но и от «четвертного» - вместо 25 лет лагерей он получает пятнадцать, и везут его в Воркуту. А там сидят большие дяди из вермахта… Смекаешь?

- Курю…

- Кури, кури. Десять лет он рядом с людьми из абвера, армейского командования. Он пилит с ними лес, он делит с ними баланду, кому-то он помогает встать на подъеме, кого-то он укрывает своим ватником, с кем-то делится своей пайкой… Десять лет! Ну, месяц его могут держать за подсадную утку, ну, полгода, - все! А он - десять лет бок о бок! Да за это время его немецкие генералы и полковники в сыновья к себе запишут! А теперь их отправили восвояси. Ты думаешь, они там папиросами на углу торговать будут? Думаешь, теперь все они - мирные граждане новой германской республики и очень любят наш Советский Союз, особенно его Заполярную часть? Сказал бы я, да ты кроме «черт подери» ничего не признаешь… Какого он года?

- По одной легенде 1920-го, по другой 22-го.

- Ему сейчас тридцать семь! В самом соку мужик! И немецкий, наверное, не забыл… Ну что? О чем задумался?

- А если он уйдет на ту сторону? Что его здесь держит? Родственники? Их нет! «Выбыли, неизвестно, куда…» Жена? Ее и не было! «Не прибыла, неизвестно откуда…» Дети?.. Любовь к Родине? Деньги?

- А уж это не наша с тобой забота. Нам решить, как с делом поступить…

- Приложим собранные полковником Ждановским справки и закроем… К чертовой матери!

- Ну и правильно, - Мозгов стал застегивать китель, - меня в штаб округа вызывают, а ты пойди домой, отдохни, я тебя сегодня отпускаю. Мы хорошо поработали с этим «Кравченко».

- В рамках социалистической законности, - произнес Никишин и, повернувшись через левое плечо, вышел из кабинета.

На столе рядом с полковничьим «Беломором» осталась лежать раскрытая коробка «Казбека» со стремительно скачущим всадником.

Спустя месяц майора Никишина неожиданно для всех перевели с повышением за Байкал. Он был назначен военным прокурором крупного гарнизона неподалеку от китайской границы. Один раз он исхитрился позвонить Мозгову, рассказал, как устроился, приглашал на охоту. Но потом след его потерялся. Кто-то слышал, что какой-то Никишин погиб при исполнении служебных обязанностей.

Глава девятая. Эпилог