Фаусону захотелось прогуляться. Он вышел из комнаты. Уборщицы, суетившиеся в коридоре, вытянулись по струнке. Смуглая ангелица, дежурившая на этаже, затрепетала дежурными ресницами. Не доверяя лифту, он опустился по лестнице в холл. Увидев его, с кресла вскочил брат Хименес.
– Желаете осмотреть город? – догадался он. – Я к вашим услугам. У нас здесь есть несколько истинных жемчужин архитектуры… Например, кафедральный собор.
– Я хотел бы прогуляться один!
Тень беспокойства пробежала по лицу провожатого.
– Нет такого обычая, – неожиданно сказал капитан Гомес, возникая из-за развернутой газеты. – Город велик, легко заблудиться, кроме того, мы взяли на себя за вас полную ответственность. Что будет, если какой-нибудь недоразвитый скорпион, либо другая пакость появятся на пути Высокого Гостя?
– В проспекте я прочел, что кортезианизм ликвидировал опасных насекомых, изжил проституцию, наркоманию и неравенство, – улыбнулся Мефф.
– Береженого бог бережет! – пресек дискуссию офицер.
Пошли они вдвоем с Хименесом. Вообще-то их, вероятно, было больше. Примерно до половины улицы, отставая на несколько метров, следовал мороженщик с тележкой, а на середине аллеи их «принял» киоск с газетами. Сие означало, что у Меффа, видимо, начались зрительные галлюцинации: всякий раз, когда он оборачивался, киоск стоял, намертво вросши в тротуар, однако постоянно в тридцати метрах за ними.
Хименес с невероятным воодушевлением рассказывал о кортезианском барокко, которое впитало в себя неисчислимое множество богатейших течений национальной культуры, распространялся о давней литературе, о народных обрядах, которые завтра будут показаны гостю, наконец, о достижениях президентства Бандальеро, который прагматизм Первосвященника умело объединяет с отеческим гуманизмом, любовью к поэзии и музыке, а также с прямо-таки невероятным чувством юмора.
– В мире издаются журналы, осмеливающиеся помещать карикатуры на собственных государственных мужей. Мы пошли дальше. Наш сатирический журнал «Акупунктура» помещает
В этот момент они проходили мимо торгового дома «Все для пеона», витрины которого прогибались под табличками с надписями «Новинка», «Сезонное снижение цен», «Распродажа». Фаусон вспомнил о потере сигаретницы и направился к входу.
– Простите, но если вы намерены наведаться в магазин, следовало уведомить нас об этом за день, – загородил дорогу Хименес.
– Это почему же?
– Местный обычай, имеющий истоком туземные магические обряды. Наше общество проявляет весьма сильную привязанность к традициям, а уважение, которым оно окружает иностранцев, тем более не позволяет обходить многовековые каноны. Впрочем, если вам требуется что-либо, мы доставим прямо в отель.
Они пошли дальше. Еще несколько раз Фаусон пытался свернуть с трассы, но в ресторане как раз был обеденный перерыв, в кафе – отпуск, а в кино шел фильм, дублированный на местный язык, так что незачем было и входить.
– А может вы хотели бы побеседовать с простым гражданином нашего города? – спросил предупредительный чичероне.
– Охотно.
Совершенно случайно на пустынной до того улице вдруг появился ведущий ослика мужчина с каменным лицом старой индианки.
– Спросите, что его сюда привело, – сказал Агент Низа.
Хименес не успел рта открыть, как пеон сам заговорил на отменном оксфордском.
– Меня зовут Альберто Ибаньес, я крестьянин провинции Москитос. До Кортезианской Весны я был тупым безземельным, безграмотным мужиком, теперь я – последователь веры, осознающий свои задачи, права и обязанности. До Кортезианской Весны единственным моим достоянием были дети. Сейчас у меня есть осел и серьезная надежда приобрести через три года второго осла, взносы я уже сделал. По проблеме хлопка я уже достиг производительности в пять тысяч кальсон и нижних рубашек с гектара…
Мефф прервал поток его излияний и снова спросил, что привело его на столичную прогулку. Туземец поклонился и сказал:
– Меня зовут Альберто Ибаньес, я крестьянин провинции Москитос…
Следующий случайный собеседник, седовласый мулат под пятьдесят, обратился к гостю, не дождавшись вопроса:
– Меня зовут Роберто Мензурес, я работаю стрелочником на распределительной горке номер триста сорок два. Я родом из бедной крестьянской семьи, которая делила кокос на четыре части, а устриц и шампанского не знала даже по рассказам. Благодаря Первосвященнику мне удалось выйти в люди. К тому же несколько раз. Ибо как мы говорим в нашем узком железнодорожном кругу: «Кортезианизм – семафор, открывающий путь в светлое завтра, надо только уметь поднять руки».