Агент полковника Артамонова

К приезду полковника Артамонова оба беглеца из турецкой каторги покинули карантин, и Константин разыскал семью погибшего друга, и теперь уже вдова и повзрослевшие дети приняли его как самого близкого родственника. Спасибо Николаю Дмитриевичу, он позаботился об этой семье. По его ходатайству семья получила от штаба округа отдельный домик с приусадебным участком. Здесь, на так называемых Мельницах, селились армейские инвалиды, солдаты и унтер-офицеры, прослужившие на благо Отечества не один десяток лет.

Покойный друг Фаврикодорова, о семье которого позаботился тогда еще капитан Артамонов, погиб при обороне Севастополя, будучи волонтером Греческого легиона имени императора Николая I. Тогда Константин и взял на себя заботу о семье друга.

Товарищ по несчастью Глеб Супрун собрался ехать в Херсон, откуда был родом.

— Чем займешься? — спросил его Константин.

— Тем же, — добродушно ответил Глеб. — Опять буду ходить на тот берег.

— Ты мне говорил, что занимался контрабандой.

— Да, это наше семейное ремесло. У меня и дед, и прадед за добычей бороздили море. Турки их поймали и отрубили им головы. А мне сейчас повезло. Я с отцом шел на промысел. Когда турки по нас начали бить из трехдюймовки — ночь была кромешная, разве что увидишь? — меня волной с палубы смыло. Мне повезло, берег оказался близко. А шхуну перехватили, отец, по всей вероятности, попался. Плавать он умел, но и такой закалки, как у меня, у него нет. Я круглый год купаюсь. Даже осенью ходил на дубке. Зимой не рисковал. Это раньше запорожцы на дубках делали набеги, но если штормило, с того берега мало кто возвращался.

Константин пожелал другу по несчастью беречь свою голову и прочно стоять на палубе, чтоб не смыла никакая волна.

Николай Дмитриевич нашел Фаврикодорова в казарме Одесского пехотного полка. Его как волонтера-пехотинца поставили на котловое довольствие и выдали обмундирование. В новом одеянии он успел нанести визит своим старым знакомым — извозчикам владельца гужевого транспорта Арона Когана. Друзья его обступили, щупают его солдатскую одежду, не верят, что видят перед собой человека, которого давным-давно похоронили.

Увидел своего бывшего работника и сам хозяин. От неожиданной встречи у него чуть ли не отвалилась челюсть, но он взял себя в руки, подошел, не поздоровавшись, спросил:

— Ты же на каторге? Как ты здесь очутился? Никак на Привозе раздобыл солдатскую рубаху? Сбежал с каторги?

— Сбежал, — с достоинством ответил Константин. — Значит, у вас там есть свои лазутчики? Не так ли?

— Может быть, и есть.

— А с того берега лазутчик у вас пригрелся.

— За наговор могут и язык отрезать. Если желаете, я поспособствую, — пообещал Коган.

— А где прячете Мустафу Гудбая?

— Нет у меня никакого Гудбая.

— Был, был, хозяин, — обозвались извозчики.

— Я вас не спрашиваю! — и хозяин к случайному гостю: — А ты, болгарин, уходи. Не то позову околоточного, он спросит, где ты раздобыл солдатскую рубаху.

По дороге в полк Константин ругал себя: не нужно было упоминать Мустафу. Если он действительно турецкий лазутчик, то Коган спрячет его и никакая полиция не докопается. А вот Коганом она должна заинтересоваться. Его люди часто бывают в Турции. Все им известно, даже то, что он, Фаврикодоров, побывал на каторге. Нет, не случайно он предупреждал, что экспедиция, куда он нанимался, добром для него не кончится.

Душа как предчувствовала, что сегодня тянуло его в полк. Он знал, что геодезистов в городке нет, все они в лагерях. Почти все стали унтер-офицерами, один Савелий Чикутин почему-то задержался в рядовых. Ходили слухи, якобы его отец арестован в Киеве за участие в каком-то незаконном обществе.

В казарме кто-то должен быть из своих старых друзей. Предчувствие его не обмануло. На высоком каменном крыльце штаба стоял и улыбался капитан… нет, уже не капитан — полковник Артамонов.

— Ваше высокоблагородие!

Не переставая улыбаться, чуточку поеживаясь от холода, грея щеку в меховом воротнике шинели (на Северное Причерноморье опять вернулась зима, резко похолодало), полковник уточнил, как уточнял раньше, почти на этом самом месте при знакомстве:

— Вы же помните, что я для вас Николай Дмитриевич.

— Так точно!

— Вот и прекрасно. Я вас приглашаю на ужин в офицерское собрание. Какое ваше любимое блюдо?

— Какое удается раздобыть.

— Раздобыл я для вас, то есть заказал, баранину по-болгарски.

До позднего вечера они сидели в офицерском собрании. На антресолях играл полковой оркестр. Было много офицеров и несколько дам.

За отдельным столиком сидели полковник Генерального штаба и пожилой смуглый солдат с орденом Святого Георгия и серебряной медалью за защиту Севастополя. К ним никто не подсаживался, хотя было два свободных места. Полковник и солдат тихо увлеченно беседовали уже не первый час. Ели мало, пили еще меньше, графин с темным молдавским вином марки «Негру де пуркар» (черное с Пуркарских высот) был почти не тронут.