Фюрер всех нацистов не мог воспринять информацию, сидя на месте. Сначала он начал щелкать пальцами, а затем дёргать руками. Затем вскочил и начал расхаживать по комнате. Он остановился и начал прерывисто говорить, а затем глотал свои слова и заставлял себя слушать, как он и обещал делать. Когда он не смог больше себя сдерживать, то выпалил снова всё с перечислением унижений и оскорблений, пережитых им от народа и правительства Англии с тех пор, как он, сын Алоиса Шикльгрубера, стал понимать, что происходит в мире.
Сын Бэдд-Эрлинга знал, что ему нет никакой пользы стать объектом такой тирады, и на первом перерыве в лавине слов он воскликнул: "Помните,
Великий человек воспринял это как повод, чтобы закончить разговор. — "Вы правы, герр Бэдд. Я должен дать историческому процессу время уладиться. Вы оказали мне услугу, и будьте уверенны, что я ценю это, и надеюсь, что вы никогда не будете стесняться говорить мне правду, какой она вам видится. Останьтесь теперь у меня на некоторое время, если у вас оно есть, и позвольте мне задать вам вопросы для получения дополнительной информации".
Всё было прекрасно, и Ланни пошел в свою комнату в надежде, что сможет на самом деле принести мир в Европу. Это настроение длилось в течение часа или более, пока не раздался стук в его дверь. Там был Рудольф Гесс, также с целью получения информации. — "Фюрер находится в одном из его черных настроений. Что же вы сказали ему, герр Бэдд?"
Так Ланни пришлось повторить свой рассказ. Он не был уверен, каково было личное отношение нациста номер три по отношению к нацисту номер два, но он счел нужным заявить, что маршал Геринг считал его информацию из Англии такой важной, что фюрер должен её услышать. Гесс, который воспитывался среди англичан и знал их особенности, оценил это сразу. Ситуация была критической, и было важно, чтобы кто-то должен взять на себя ответственность объяснить это фюреру, который не знал английский народ, его язык или их литературу, существовала опасность недооценки их отношения. Ланни, нащупавший свой путь в лабиринтах дворцовых интриг, был рад обнаружить, что номер три согласился с номером два и разделяет его ненависть к торговцу шампанским, который никогда не имел официально назначенного номера, но, по-видимому, зарекомендовал себя как номер Четыре и, несомненно, питал надежды протолкнуться наверх.
Преданный Руди счёл своим долгом объяснить это величайшему человеку в мире, чьим служителем и почитателем он был большую часть своей взрослой жизни. Фюрер был человеком действия. Когда наступало время для действий, он двигался с быстротой охотящегося льва, и это были времена, когда он был на самом деле сам собой. В другое время он был обеспокоен и неопределенным и подверженным многим видам настроений даже склонности к самоубийству. Не было секретом, что у Гесса было трудное время удержать его от самоубийства после провала путча почти пятнадцать лет назад. Его раздражали всякого рода детали, и он оставлял их Гессу или другим, на кого он возложил власть. Он упрекал их, когда они приносили ему проблемы. И говорил им, требует от них только успехов, в противном случае они были бесполезны для него и будут заменены.
Первой необходимостью его существования было одиночество. Таков был смысл длинных прогулок в лесу. Именно поэтому он выбрал Бергхоф, и поэтому он стал таким громадным поместьем. Он построил себе гнездо орла на Кельштайне, куда к нему никто не мог попасть. Он должен был внимать своим внутренним голосам. Он должен был дать своему гению шанс озариться в тайне и дать ему указания. В такое время в течение нескольких недель, он становился задумчивым, недоступным, раздражительным, когда кто-то приближался к нему.
"Я прошу прощения, если я принёс вам затруднения", — тактично сказал Ланни.
Заместитель ответил: "Вовсе нет, мы привыкли к этому, мы научились подстраиваться к настроениям вдохновенного лидера". А потом после паузы добавил: "В самом деле, тот, кто будет иметь затруднения, до сих пор ещё не прибыл, и я не расскажу ему о вашем участии в этом вопросе".
"Кто это?" — спросил гость. — "Риббентроп?"
— Нет, доктор Франк.
Ланни знал имя Карла Германа Франка в качестве заместителя фюрера Генлейна в Судетах. — "Что он наделал?"
— Он взял на себя смелость издать прокламацию, отменившую предыдущие указания наших людей там о том, что они должны отказаться от права на самооборону в настоящее время. Франк сказал им, что они должны противостоять атакам марксистских террористов. Конечно, они должны делать это, но, видимо, это преждевременно, и мешает чему-то, что планирует фюрер. Он в ярости, и приказал мне вызвать сюда Франка самолетом немедленно. Я не хотел бы быть в его шкуре.