Оружейный король был в силу своих занятий человеком интриг, человеком, который дёргает за верёвочки за кулисами истории, используя деньги, чтобы защитить свою собственность, как дома, так и за рубежом. Так как эта защита должна быть интеллектуальной и политической, а также финансовой, Шнейдер приобрел
Вот почему он пришел на ужин в замок де Брюинов в воскресенье вечером. Не потому, что его интересовал обед, или скромное поместье впечатлило его, а потому что Дени, начавший с таксомоторов Парижа, стал управлять другими предприятиями, в том числе несколькими банками. Его сыновья были правыми активистами, и барон, будучи стар, нуждался в молодых. Он называл Дени по имени, а Дени называл его Эженом. Он был смущен, когда обнаружил присутствие незнакомца. Он завязал разговор с этим незнакомцем, давая ему возможность высказать свою точку зрения. Ланни, зная общепринятые нормы поведения, воспользовался случаем, чтобы сказать: "Я считаю, что вы знаете Эмили Чэттерсворт, которая является своего рода моей крестной".
Да, действительно, барон знал эту женщину, стоявшую во главе франко-американской колонии, и принявшую во время мировой войны ведущую роль в оказании помощи французским раненым. Дени, который также знал те же нормы, заметил, что Ланни лично знал и Адольфа Гитлера, и генерала Геринга. Барон быстро проявил свой интерес. И Ланни объяснил, как в детстве он был гостем в замке Штубендорф и познакомился с молодым немцем, одним из первых обращенных "Ади", и который посещал его в тюрьме после провала пивного путча в Мюнхене. Так, Ланни удалось несколько раз встретить фюрера национал-социализма. Последний раз он видел его в Берхтесгадене два года назад.
Барон быстро загорелся. Он посылал эмиссаров и к Гитлеру, и к Герингу, оказалось, что они вернулись только с формальными ответами. Они встречались с фюрером и главой Люфтваффе в парадной обстановке. Шнейдер хотел бы знать, что за люди они действительно были, их личную жизнь, их слабые стороны, а также возможные способы для контактов и влияния на них. Очевидно, что новый оружейный король Европы смотрел на сына Бэдда-Эрлинга, как на "находку". Он уделил большую часть времени во время обеда втягиванию его в разговор о Национал-Социалистической Рабочей Партии Германии и что она значит для Франции.
Что Ланни мог сказать? Он мог бы категорически заявить: "По моему мнению, фюрер, безусловно, психопат. Над ним доминируют иррациональные фобии. Прежде всего, он ненавидит евреев, и после них идут русские, затем поляки, затем, как мне кажется, французы. Может быть, чехи следуют перед вами, я не уверен. Он написал в своей книге, что уничтожение Франции имеет важное значение для обеспечения безопасности Германии. И не может быть никаких сомнений в том, что он действительно так думает. Он не боится говорить это, потому что у него есть своего рода двойной цинизм. Он говорит правду в уверенности, что от него этого не будут ожидать, и никто в это не поверит. Он бесконечно коварен, он может пообещать всё, что угодно, потому что обещание для него ничто. У него есть только одна вера и одна идея в мире. Немцы это раса господ, которой суждено покорить мир под его водительством, как вдохновлённого фюрера. Это есть тот магнитный полюс, к которому обращено всё его существо, и та вещь, которую надо иметь в виду, при общении с ним".
Это была правда, но это было, конечно, не то, что оружейный король хотел бы услышать. Хотел ли Ланни переубедить его? Мог ли Ланни переубедить его? Маловероятно. Если бы Ланни сказал это, барон решил, что американский гость был или красным или рядом с ними. Он прекратил бы разговор, а после обеда попросил переговорить в частном порядке с Дени. А Ланни не услышал бы ни слова из того, что он хотел услышать. И как агент президента, выглядел бы просто шляпой.
Итак, следуя своей обычной практике не говорить неправду, когда этого можно было избежать, он пояснил, что "Ади" был сложной личностью, очень эмоциональной, и что его действия было трудно предсказать. Он резко написал о Франции, но показал, как и в других случаях, что может изменить свою политику, когда его интересы потребуют этого. В Берхтесгадене он заверил Ланни, что желал дружбы с Францией, и что единственное, что стоит на его пути, был изменнический союз с Россией.